Онлайн книга «Жизнь на грешной земле»
Швырнул ему плеть назад, повернулся и пошел. — Что-что? Ты… Да за такое ослушанье… — Моя похоронка нету, — опять простонал Игичей. — A-а, нету! — взъярился Сысой. — Сейчас узнаем, есть али нету! И замахнулся плетью, ударил, замахнулся было второй раз. Но в это время выскочила из-за чума собака-лайка и вцепилась в Сысоя. Тот, крутнувшись, отбросил пса, выхватил саблю и, когда собака снова ринулась, рассек ее пополам. Все, словно оцепенев, смотрят на происходящее. Собачья кровь, видимо, совсем опьянила Сысоя. — Говори, где шкурки! И он страшно замахнулся саблей теперь на вогула. — Стой! — Это Ермолай с криком вылетел из-за чума, молнией метнулся на Сысоя, с ходу повалил его. Сысой вскочил с земли первым. — A-а, Ермошка, вонючая говешка! — зарычал Сысой и двинулся на него с обнаженной саблей. — Сейчас рассеку тебя, как твою паршивую собаку! Все, включая Ивана Кольца, по-прежнему смотрят на все это как парализованные. Ермолай схватил прислоненные к чуму деревянные вилы-рогатины и сам пошел на Сысоя. Тот в страхе попятился, уперся спиной в ствол растущего посреди стойбища дерева. Ермолай прижал его к дереву острыми, как шилья, рожками деревянных вил. — Бросай саблю, кишки выпущу! Сысой в страхе отбросил саблю. Ермолай крикнул опять: — Игичей! Вогулы! Бей грабителей! — Мой друг Ермошка на помощь пришел! — вскричал Игичей. Лежащие на земле люди было зашевелились, но кто-то из казаков выстрелил вверх, и они притихли. — Ты, парень, не дури! — Кольцо тронул Ермолая за плечо. — Не трожь его! — вскричал женский голос, и Алена, появившись из-за чума, с ходу оттолкнула Ивана. Потом сама повисла на Ермолае: — Да ты чего? Ведь засекут тебя, Ермолай! Беги! — На помощь, на помощь! — взревел Сысой. Но от реки и так бежали уже казаки с саблями наголо. Ермолаю ничего не оставалось, как развернуться со своими вилами им навстречу и отступать под ударами сабель. Какое-то время он еще отбивался, пока от обрубленных саблями вил не осталась коротенькая палка. Казаки наконец навалились на него. Алена, зарыдав, упала на землю. Кольцо с удивлением смотрит то на Ермолая, то на Алену. Сысой подошел к Ермолаю, замахнулся плетью, но ударить почему-то не решился. — Сопля кислая. И девку эту повязать! Казаки бросились исполнять повеление. — А за компанию и Ваньку Кольца. — Меня? За что? — Иван схватился было за саблю. — Сполнять! К Кольцу подскочили сразу четверо, заломили руки. Пристань на Каме еще строилась. У берега приткнулось несколько стругов и лодок. Кроме лабаза, на берегу стояли еще три-четыре деревянных склада, два строились. Стучали звонко топоры, у готовых складов суетились работные люди, туда-сюда катили бочки, носили тюки, ворохи звериных шкур, подвозили на телегах бадейки с медом, маслом. У единственного пока бревенчатого причала стояло довольно большое парусно-весельное судно. На палубе под матерчатым тентом пили холодный квас владыки здешних мест — сам Аника Строганов и его старший сын Семен. Аникею под шестьдесят, он в холстяной мужицкой рубахе до коленей, Семену 35. — Решил я — сию новую нашу слободу тебе, Семен, под начало дать, — проговорил Аника, сдувая с кружки пену. — А Сысоя отряжаю те в помощники. — Беды не вышло бы, батюшка. Царь покуда эти места нам не пожаловал. — Пожалует, куда денется… — Да места уж больно лешии, — недовольно сказал Семен. — Сибирские татары близко. — Оно так. Да рассолы-то какие тут богатые! Для начала три-четыре варницы поставим. А татары все ж таки за Камнем. Ну, острог построим, дюжины три-четыре стрельцов для обороны посадим. Леса тут должны быть сильно звериные. Седни Сысой должен прибыть, дак он обскажет. — Да, вон, кажись, плывут, — сказал Семен. Из-за поворота реки показались струги Сысоя. — Ага, — кивнул Аника, встал, надел какой-то старый мужицкий армяк, остатки седых волос прикрыл войлочной шапкой. — А потом надобно бы пощупать, нет ли тут, в землице-то этой, серебришка-золотишка… * * * Со струга сбежал Сысой, бухнулся в ноги Анике. Строганов постучал костылем по его согнутой спине, будто приветствуя, спросил: — Ну, каково сплавал? — Хорошо, батюшка Аникей Федорович. Зверья в тутошних лесах видимо-невидимо. Соболей, да куниц, да лисиц, да разной прочей рухлядишки мы изрядно добыли. Двое казаков волокут связанного по рукам и ногам, избитого в кровь Ермолая, бросают под ноги Анике. — А эт что за соболь? — На защиту вонючих вогулишек кинулся, как пес. Чуть на кровавый бунт их не поднял! — доложил Сысой. — Ишь ты… — даже будто одобрительно протянул Аника, носком сапога приподнял его голову. — Кто таков? — Тутошний он. Ермошкой Тимофеевым зовется. Охотник я, грит, вольный. — Вольный? — усмехнулся Аника. — А чьих он родителей? — Да они вроде померли у него. — А вот, батя, и куничка, — усмехнулся и Семен. Это казаки приволокли и бросили на камни скрученную Алену. — Батюшка, милостивец! — сразу зарыдала Алена, сумев как-то встать на колени. — Прости ради Христа Ермошку! В вечную кабалу к тебе пойду… — Замолчь, Алена! — прохрипел Ермолай. — Сбереги свою волю! — Ишь, не велит, — усмехнулся Аникей. — А кто он тебе — сват, брат? — Невеста, вишь, его, — презрительно бросил Сысой. — И спомощница. А этот — тож бунтарь! — Сысой пнул только что кинутого на камни Ивана Кольца. — Ну, я те пну! Я те пну, попомни! — взъярился обкрученный веревками Кольцо, крикнул Аникею: — Вели развязать, меня! — Ишь, разгневался, — скривил губы Аникей. — Оковать всех, да в шахту, — подал голос Семен. — Не посмеешь! Мы не кабальники ваши! — вскричал Ермолай. — Девку, ладно, отпустим. Развяжите ее. А этих — в железа! — распорядился Аника. — Меня? В железа? — закричал Кольцо, пытаясь встать с земли. — Я волжский казак… По найму срок у вас дослуживаю. По какому это праву… — А вот по такому! — Аника Строганов показал сжатый кулак. — Развольничался тут. — Это тебе не на Волге разбойничать, — усмехнулся Семен. Аника пошел было прочь. Освобожденная от пут Алена упала ему под ноги, охватила пыльные сапоги, подняла мокрое от слез лицо: |