Книга Жизнь на грешной земле, страница 109 – Анатолий Иванов

— Боле, отец, из лапотины ничего нет? — спросил Ермак, оглядывал голые стены.

— Да вот ишо, — и старик начал стягивать телогрейку.

— А сам-то как?

— В избенном тепле-то перемогнусь как-нибудь. — И заплакал, заскулил, как щенок. — Аленушка-то наша, внученька! Пошла за водой на речку да как в воду и канула.

Ермак, одетый уже в стариковскую телогрейку, молча обнял его. В глазах у него тоже сверкнула влага.

Вдруг Кольцо кинулся к залепленному снегом окошку.

— Тень мелькнула… Не погоня ли?!

— Пресвятая Богородица! — закрестился старик.

— Топор где?! Вилы! — вскричал Ермак.

— Там…

Все выскочили в сенцы. Но в это время в дверь заколотили.

— Открывай, старый колдун!

— Сысой! — воскликнул Кольцо.

— Отмыкай, сказано! Ломай дверь.

В дверь застучали прикладами пищалей, она затрещала. Старик схватил стоявшие в углу сенок вилы, сунул Кольцу. Ермаку подал топор, указал наверх:

— Скачьте на подызбицу…

На чердак вела колченогая лестница, Иван и Ермак кинулись наверх, а старик юркнул в избу. Едва они исчезли, дверь была высажена.

…Старик лежал уже на лежанке, как вломился в избу Сысой и двое стражников.

— Где беглые? — затряс Сысой старика. Стражники перетряхивали тряпье на печке, дощатый сундук, заглянули даже в печь.

— Ты чего, милостивец? Какие беглые?

— Сказывай, старый пень! — Сысой схватил старика за дряблую шею, начал душить.

— Окстись ты… душегубец… — Бороденка старика задрожала, глаза его полезли из орбит.

— Говори! З-задавлю!

— Гос… Гос…

Слово «господи» он так и не выговорил, обмяк. Сысой отшвырнул его.

— Сдох, что ли? — спросил один из стражников.

— Запалить вонючее гнездо, — вскричал Сысой. — Тут если где кандальники — от жара выползут, как змеи с нор.

Ермолай и Кольцо притаились у лаза на чердак, один с вилами, другой — с топором, готовые снести всякую голову, какая покажется снизу.

Но снизу показались не головы стражников, а повалил густой дым.

— Запалили! — прошептал Иван.

— Кажись, так…

Ермолай подошел к краю чердака, начал топором приподнимать тесину крыши.

Вьюга все гудела, ветер свирепо раздувал огонь, который хлестал из низеньких окошек, лизал уже бревенчатые стены избенки. С разных сторон горящей избы стояли Сысой с обнаженной саблей в руке и два стражника с оружием наготове.

Ермолай и Кольцо метались в дыму. Снизу огонь уже начал проедать перекрытия, под крышей заболтались языки пламени.

— Их всего трое вроде, — сказал Ермак.

Иван еще раз обежал чердак, припадая к проделанным щелям в крыше, подтвердил:

— Трое. У Сысоя только сабля, у стражников пищали и сабли.

— Ежели скакнем сверху враз на пищальников, а? — подал голос Ермолай. — Не гореть же заживо!

Кольцо размазал на взмокшем от жары лице копоть.

— Что же… Коли будем живы, так и смерть погодит, поди…

— Я те свистом дам сигнал.

Они — один с вилами, другой с топором — полезли в дыры на разных сторонах крыши. Языки пламени уже чуть не доставали их.

…Вылез на крышу Ермолай, держится за край пролома.

…Зацепился за край крыши и Кольцо. Внизу виден стражник, но он не замечает Ивана.

…Ермак вложил пальцы в рот, раздался свист, который за бурей расслышал только Иван.

Оба враз прыгнули вниз…

…Иван свалился прямо на голову стражнику, тот упал. Кольцо вскочил, как кошка, первым метнулся к стражнику и пригвоздил его вилами к земле. Тот даже не вскрикнул.

…Второй стражник увидел Ермолая, когда тот уже летел вниз, отскочил в сторону, вскинул пищаль. Ермолай метнулся в сторону, ударил выстрел.

…Сысой кинулся на выстрел.

…Ермолай, к счастью, невредим. Он кинулся на стражника.

…Стражник отбросил пищаль, схватился за рукоятку сабли.

…Ермолай опередил его, страшным ударом топора раскроил ему череп.

…Но к Ермолаю бежит Сысой. Вот он уже взметнул для смертельного удара саблю.

— Ерма-ак! — вскричал дико Иван, выбежавший из-за угла. До Сысоя далеко, смертельный удар его не упредить…

Тогда Иван размахнулся и сильно бросил вперед вилы…

…С хрустом воткнулись они в шею Сысоя, пронзив ее насквозь. Сысой, уронив саблю, схватился за окровавленные рожки вил, упал.

— Ну, Иван, — произнес Ермолай, глядя на труп Сысоя. — Вечный должник я твой.

— Я твой тоже. Так что не будем считаться.

— А старик-то? Может, ишо живой! — вскричал Ермак, нырнул в горящую избу.

— Куда?! — испуганно вскричал Иван.

Сквозь вой метели донесся колокольный сполох.

Ермак в дымящейся одежде выскочил из горящей избы.

— Мертвый…

Иван застегивал на себе дорогой узорчатый пояс Сысоя с саблей.

— Айда! Счас люди на пожар прибегут, — прокричал он. — Дорога на Дон мне знакома.

Ермак тоже сдернул ремень с убитого им стражника, поднял его саблю, сложил в ножны. И они кинулись в снежную круговерть.

Новый завоеватель Сибири Кучум, опираясь на поддержку бухарского ханства, в 1563 году нанес поражение Сибирскому царству, захватил в плен ханов Едигера и Бекбулата.

Кучумовы конники влетели в распахнутые ворота Кашлыка, проскакали сквозь клубы дыма по горящей улице. Всюду валялись прошитые стрелами, разрубленные, обезглавленные защитники павшей столицы Сибирского царства.

Два всадника вместо страшных трофеев везут связанных волосяными арканами и перекинутых через седла бывших сибирских властителей Едигера и Бекбулата.

Врывается страшная кавалькада на площадь перед ханским дворцом. У крыльца торчит знамя Кучума — белый конский хвост на длинном шесте; под знаменем, окруженный телохранителями, сидит сам Кучум — широкий в плечах, крепкий, сильный человек лет пяти десяти. Поодаль под сабельной охраной стоит толпа бывших приближенных свергнутых властителей, а также остяцкие и вогульские князьки.

Всадники сбросили головы с пик под ноги Кучуму на дорогой ковер, предводитель отряда склонился в поклоне:

— Эти головы военачальников нечестивых сибирских царей, великий хан.

Всадники швырнули на землю Едигера и Бекбулата, силой поставили их на колени.

— А это сами нечестивцы, осмелившиеся тебе сопротивляться, великий хан.