Онлайн книга «Жизнь на грешной земле»
— Федька! — вскричал Керкун. — Тебя сам атаман предупреждал. Тот лишь отмахнулся. Опять открыл Федька Замора дверь, на этот раз некрашеную, сколоченную из плохо обтесанных досок. В углу на топчане лежал немощный старик, а молоденькая девушка вжалась в другой угол землянки. — Храбрый воин! Пощади, — прохрипел старик, еле поднявшись. — Это единственная моя внучка… Последняя радость… Федька схватил старика, выбросил за дверь. Дверь запер на засов. — Ах ты… соболишечка лесная, — повернулся он к девушке. Ринулся на нее зверем, повалил на земляной пол… Постукивают ножны дорогой сабли Ивана Кольца о землю. Он и другие атаманы молча сидят на скамьях позади Ермака перед ханским дворцом. Площадь перед ними заполнена народом. В толпе качаются рысьи, берестяные шапки, мелькают синие, красные, зеленые халаты. На Кучумовом кресле сидит Ермак. Сбоку от него стоят, опустив голову, изнасилованная Заморой девушка и ее дед. Сам Замора со связанными на спине руками стоит прямо перед Ермаком. Поблизости маячит Савка Керкун, как-то странно поглядывает на девушку. У стен ханского дворца толпятся примолкшие казаки. Поднялся Ермак. — Сибирские люди! Я хочу, чтобы между нами установились мир и дружба. Я объявляю, что простой народ мы берем под защиту. Вот этот мой человек, — Ермак указал на Замору, — принес горе семье старого Нур-Саида. За это казак Замора Федор умрет. По толпе пробежал ропот. — Своего судит… ой-бо-ой… — Я велю казнить его донской казнью… Приговор исполнить сейчас же! Люди толпами бегут по песчаному берегу Иртыша, по краю обрывистого яра… На берег реки выводят Федьку Замору со связанными руками. — Братцы! За что так-то? За что?! — рыдал он. — За дело! Перестань выть! — прикрикнул на него Мещеряк. За пазуху Федьке насыпали два ведерка песку и галек. — Это чтоб не всплыл ты, Феденька, — сказал ему, будто успокоил, один из казаков. Затем накинул через голову мешок, завязал у ног. Двое казаков положили Замору в лодку, отплыли метров на пятьдесят. Там подняли над водой. — За что, братцы?! — еще раз глухо донеслось из мешка. Мешок полетел в воду. Над толпой взметнулся гул голосов. Постукивают ножны сабли Ивана Кольца о дорогой ковер. В комнате собрались почти все сподвижники Ермака — Никита, Пан, Брязга, Болдыря и другие. Все хмуро молчат. — Вы что, атаманской власти меня лишаете?! — спросил Ермак. — Мне ее казачий круг вручил. Только круг может и взять. Все промолчали, лишь Кольцо сказал: — Ермолай! Мы не помешали тебе казнить казака Федьку Замору. Чтобы чести твоей атаманской не уронить. А сейчас вот спрашиваем: надо ли было так с Заморой? Еще один-другой такой атаманский суд — и казаки могут зароптать. — И заропщут, коли от вас мне поддержки не будет! — Ермак встал, шагнул к окошку, выходящему в сад. Деревья были абсолютно голы, на землю падали уже первые снежинки. — Ты, Иван, знаешь, что такое сибирская зима. А другие — знают ли? Все по-прежнему молчали. — Если Кучум нас не придавит, так все равно с голоду сдохнем, коли иззлобим тутошних людей. Да и казаков в узде как держать? Тут только дай слабинку… За дверью послышался шум, голоса. Вошел караульный казак. — Тут лесной человек к тебе, атаман. Князь я, говорит. — Пусти. Караульный вышел. Появился князек Бояр, сдернул соболью шапку, но поклонился с достоинством. За ним маячил улыбающийся Игичей. — Князь Бояр моя… В тайге слух идет — рус-хан Ермак сибирских людей дружбу ищет! — Не хан я… — Как не хан? Побил Кучума, стал хан. Слух идет — добрый хан. Обидчика старого Нур-Саида смертью наказал. Мы такому Ермаку-хану дружбу даем. Я конского мяса привез, рыбы привез. Подарки. Другие тоже привезут! Опять открывается знакомая некрашеная дверь. Савка Керкун, нагнувшись, входит в убогое жилье старого Нур-Саида. — Здорово ночевали, — тряхнул он кудрями. Изнасилованная Заморой девушка, как и в прошлый раз, с испуганным вскриком вжалась в угол, а старик попятился к лежанке, где лежал охотничий нож в кожаном чехле. Заведя руки за спину, старик нашарил нож. Затем выдернул его из чехла, качнулся к Керкуну. Девушка в ужасе закричала. Но молодой казак без труда перехватил руку старика. — Это ты, папаша, напрасно, — сказал Керкун, вывернул нож, бросил обратно на лежанку. — Я ведь в гости пришел… Нур-Саид и его внучка молчали, ничего не понимая. — Как звать-то тебя? — спросил Керкун у девушки Вместо ответа она еще дальше вжалась в угол. — Анным ее имя, — сказал старик. — Анна, значит… Я, Анна подарок тебе принес… — И Савка вынул из-за пазухи цветастый донской платок Подошел к девушке и накинул платок на плечи совсем онемевшей остячки. Старик, тоже ничего не понимая, осел на лежанку. Зима. Вереница саней-розвальней летит по заснеженной лесной дороге… Вылетает на белую равнину замерзшего озера. — Озеро Абалак, — говорит Игичей. — Рыбы тут мно-ого… Только шибко глядеть вокруг надо. Люди Кучума, однако, близко. — Дозорных поставим, — ответил Богдан Брязга. — Выгружай сети, братцы. Рыбка — она не лишняя будет в казачьем котле. — Что башку долго ломать?! — возбужденно вскричал Иван Кольцо. — Сибирью править по-донскому надо. Казацкое царство тут установить! Со своим стягом. — А на гербу будет кистень и лапоть? — съязвил Пан. — Ну, хоть бы, — чуть осекся Кольцо. — И люди к нам побегу-ут! А там и царю-батюшке зубы покажем! — Остынь. Зубы… — проговорил Ермак. — Может, царю лучше бы спину показать? — Это кланяться, что ли, ему? — спросил молчаливый Яков Михайлов. — Ага, чтоб сподручнее ему голову Кольцу наконец-то срубить, — проговорил Мещеряк. Грянул незлой хохот. В просторной комнате снова собрались все сподвижники Ермака, кроме Брязги. Тут же и Заворихин, сам атаман в домашней одежде сидел у окна. Встал, прошелся по комнате. — Тут, братья, все по уму рассудить надо. Мы Кучума не одолели, только из Кашлыка выгнали. Нас — горстка, а Сибирь необъятная, неизведанная. И потонем, сгинем мы в ней, коли… Установилось напряженное молчание. — Ну? — воскликнул Никита Пан. — …коли помощи не попросим… у царя. |