Книга Кошки-мышки, страница 10 – Наталья Нестерова

Только добавила:

— Он отбывает срок в колонии. Без моей помощи, — подняла ладони в жесте исключения участия. — За ограбление пивного ларька.

— Приятно иметь дело с женщиной уникальной биографии, — улыбнулся Назар.

Официант принес мне солянку, Назару — украинский борщ.

Тетя Наташа, та самая, с кошкой, диетолог в пансионате для руководящих работников министерства финансов, с детства мне внушала: «Никогда не бери в местах общественного питания солянку! В нее кладут испортившиеся продукты: тухлую колбасу, позеленевшие сосиски и прочие гадости». Но я люблю солянку из отбросов. Хоть тресни! И у меня совершенно не получается сотворить это кулинарное чудо на собственной кухне. Сколько ни пыталась.

Назар, как правило, заказывает борщ. И каждый раз поясняет его недостатки. Хохол, москвич в третьем поколении, а борщ для него — кулинарная святыня.

— Чесноку не доложили, — сообщил Назар, отправив первую ложку в рот, — и уксуса плеснули для кислоты. А кислинку в настоящем борще делает морс. В России морсом называют холодный фруктовый компот, а на Украине — это соус на основе помидоров. Моя бабушка до сих пор морс летом заготавливает и присылает нам. Считает, что без ее морса наши борщи — помои. Кстати, когда бабушка приезжала в Москву, я повел ее в ресторан, заказал щи, бабуля хотела устроить скандал. Мол, проходимцы недоваренный борщ за сумасшедшие деньги втюхивают — ни тебе свеклы, ни морса, ни заправки. Еле удержал. Объяснил, что русские щи такие и есть по рецепту. Бабуля сказала, — тут Назар перешел на украинский: — «Москали супу доварыты нэ можуть, а ще нам указують, як жыты».

Назар рассуждал о морсах и борщах, я водила ложкой в горшочке с солянкой. Какие борщи, морсы, бабушки, когда у меня звенит внутри от возмущения!

Но заговорила я на служебные темы:

— Стиральный порошок «ХХХ» мы позиционировали неправильно. Как замечательное средство для стирки цветного белья. При этом расфасовка от пяти до семи килограммов в пакете. Хозяйке покупать пять килограмм только для цветного белья не рационально, ведь придется еще приобрести порошок для белого белья. А это деньги, плюс место, дополнительных тридцать квадратных сантиметров в маленькой ванной или на малогабаритной кухне, где стоит стиральная машина. Логичней «ХХХ» представить универсальным средством, которое отбелит белое и вернет краски цветному.

Попутно и честно замечу: нас не волновало, может ли «ХХХ» выполнять заявленные функции. Думайте и решайте сами. Если вы не зомбированы рекламой, обладаете знанием химии в объеме средней школы, то легко поймете, что химических средств отбеливания существует лишь два: хлор и перекись водорода. Пропорции рассчитать несложно. При скудости бюджета легко можете за три рубля стирать белье с тем же эффектом, что при дорогих средствах. И я тоже могу, но покупаю известные бренды. Идти в аптеку, приобретать перекись, смешивать ее с хозяйственным мылом (гениальное изобретение!) и так далее — мне недосуг. Как, очевидно, и вам.

Назар согласился с моими доводами, и мы быстро набросали схему ребрендинга (это когда вам втюхивают старый товар в новой упаковке).

И вернулись к личному общению.

— Солянка оставляет желать? — глядя на мои ковыряния ложкой, спросил Назар. — Вообще солянка…

— Знаю. Делается из отбросов, испорченных продуктов. Но у меня, очевидно, низменные вкусы и грубые пристрастия.

Произнесла это со смешком (старалась), однако Назар легко уловил посторонние нотки в моем голосе.

— Ледок! «Низменные», «грубые», пошлые, вульгарные — эти термины, а также: общепринятые, обычные, для всех привычные — тебе не подходят совершенно. Ты — уникальная женщина, редчайшая. Среди полевых трав выросшая роза. Неведомыми ветрами занесло семечко, и из него выросла чудесная роза.

— Спасибо. Милый комплимент. Выдает в тебе опытного бабника.

— Кого? — поперхнулся последней ложкой борща Назар.

Подошел официант, убрал горшочки: Назаров до дна выхлебанный и мой чуть тронутый. Тут же подскочил второй официант, поставил блюда со свиной отбивной для Назара и рыбным филе без гарнира для меня.

Мы даже не посмотрели на тарелки.

— Ледок, ты назвала меня бабником?

— Только повторила, что несет о тебе народная слава. Ошибается?

Хотела говорить отстраненно и безучастно, но, скорее всего, не получилось.

Назар ответил не сразу, после продолжительной паузы, во время которой я успела десять раз мысленно обозвать себя идиоткой.

— Народная слава не ошибается, — сказал Назар.

Горько, оказывается, бывает не только на языке, но и за грудиной, где отсутствуют вкусовые рецепторы. Именно там я чувствовала ядовитое бульканье. Впрочем, ведь говорят: горько на сердце. Да чего мне горько-то? Какое мне дело, сколько у Назара было любовниц? Он мне не муж, не сват, не брат, не объект для улучшения нравственности. Пусть у него будут эскадроны баб, дивизии воздыхательниц, полки любовниц. Мне-то что?.. Ничего. Всех его бывших — к расстрелу!

— Л-е-дд-ок! — перекатывая мое имя на языке как сладкий леденец, произнес Назар.

И при этом смотрел на меня с обожанием такой мощи, которую не способен выдать прожженный бабник. Хоть вы меня четвертуйте — не способен! В противном случае придется признать, что он умственно отсталый.

У моей мамы есть подруга, которая в пятьдесят лет родила дебила. Ванька — тихий, добрый и славный. Но любит только бабочек. Когда их видит летом, трясется от счастья. А зимой целыми днями трогательно гладит стекло рамочек, под которыми пришпиленные бабочки. Мы Ваньке дарим исключительно бабочек за стеклом.

— Спасибо! — надтреснутым голосом проговорил Назар.

— За что?

— За твою реакцию.

Если вам не удалось держать эмоции в узде, нужно объяснить их посторонними причинами — элементарное правило бизнес-общения.

— Ты смотришь на меня столь трепетно, что напомнил знакомого дебила.

— Не надо, Ледок, — отмахнулся Назар. — Мы оба знаем приемчики нейро-лингвистического программирования. Они не работают с по-настоящему дорогими людьми.

Не кстати или, напротив, очень кстати, подошел официант и поинтересовался: не нравятся горячие блюда, ведь не едите? Мы посмотрели удивленно. О каких блюдах идет речь?

Официанта мы попросили нас не беспокоить и подходить, когда дадим знак.

— Ледок, я расскажу тебе то, в чем не признавался никому в жизни. Сие не есть страшные тайны, но выворачиваться наружу не в моих правилах.

Назар замолчал. Я не торопила. Через несколько секунд он продолжил:

— Считается, что период гиперсексуальности начинается в юности. У меня он с пеленок. Я влюблялся еще до детского сада. Родные посмеивались надо мной, и я научился прятать свои чувства. Девочки, девушки, женщины меня завораживали. В них было волшебство, сказка, они дарили ощущения, от которых вибрировала каждая клетка моего тела. Я рос смышленым и быстро понял, что главное в амурных делах — не бегать за девчонкой, а подстроить так, чтобы она сама тебя добивалась. В средней школе я был известным ловеласом, очередь из девочек, желающих получить меня, выстраивалась. Что-то вроде переходящего приза на конкурсе красоты. Хоть месяц-другой, но посидеть на королевском троне.