Книга Мочалкин блюз, страница 41 – Акулина Парфенова

– Петров, приезжай, есть хочется.

Все эти признания Петрова были как-то слишком. Я не могла ответить ему тем же. И тут до меня дошло, что он пьян. Пьяный в пень мужик один дома с двумя маленькими детьми.

– Петров, ты пьян?

– Да, я пьян.

– Ты детей кормил?

– Не помню.

– А почему ты напился?

– Я же тебе только что объяснил.

Действительно, Петров в тяжелом опьянении может связно, гладко и даже с пафосом говорить, разве что шуток не понимает. Но ходить не может решительно.

– Твоих сыновей как зовут?

– Тиша и Никиша.

– Кто из них умнее?

– Не знаю.

– А кто старше?

– Они близнецы.

– Ну кто раньше родился?

– Тиша, на семнадцать минут.

– Позови его к телефону.

Через минуту в трубке раздался детский голос.

– Мама, мамочка, ты где, ты когда приедешь?

– Тиша, это не мама. Скажи мне, мальчик, вы с братом сегодня что-нибудь ели?

– Да, – тихо ответил малыш.

– А что и когда?

– Мы и сейчас едим.

– Вам папа сготовил?

– Нет.

– А что едите?

– «Доширак».

– Ты не обжегся кипятком, когда заливал «Доширак»?

– А мы сухой едим.

Мне представились ужасные кадры из фильма «Трэйнспоттинг».

Я поняла, что мне не удастся почувствовать рядом с собой теплый бок и вспомнить, как классно мы проводили время десять лет назад. И никто не порадуется вместе со мной. И вообще, не является ли вся эта внезапная любовь Петрова ко мне элементарной пьяной истерикой?

Я взяла свой нетолстый кошелек. И пошла в магазин покупать еду для петровских детей.

Честно говоря, я слабо представляла, чем кормят пятилетних детей. Я закрыла глаза, вспомнила детский сад и поняла, что нужна картошка, мясной фарш для котлет и соленые огурцы.

Придя к Петрову, я обнаружила, что пьет он не первый день, дети нормально не ели давно, а исхудавшая такса описала в доме все углы, потому что ни она, ни дети не гуляли тоже давно.

Я нашла сотовый телефон Петрова и в адресной книжке запись «мама», набрала телефон бывшей свекрови. У нас были хорошие отношения, и, наверное, если бы у нас с Петровым были дети, мы продолжали бы общаться. Но Петров скрывал от всех, что видится со мной.

– Людмила Васильевна, Кирилл несколько дней пьет. Дети и собака – голодные, давно не гуляли. Можно я их к вам привезу? А у него тут нужно сделать генеральную уборку. Холодильник весь протух, а собачья моча, того гляди, к соседям снизу протечет.

В этой квартире я знала каждый уголок. Было приятно, что Петров качественно отремонтировал ее. Жаль, что это приличное жилье в таком ужасном состоянии.

– Я с ним сегодня разговаривала, и все было хорошо. Как ты там оказалась?

Я не знала, что ответить.

– Мне нужен был его совет по работе. Трубку взял Тиша, я спросила, чем он так аппетитно хрустит. А он ответил, что сухим «Дошираком». Я и решила, что нужно проверить, все ли в порядке.

– Ты молодец. Привози, конечно. Я, правда, чувствую себя неважно, но деваться некуда.

Я с горем пополам одела детей, слава богу, они сами почти все умели. Взяла на поводок таксу. Разбросала по всем лужам бумажные полотенца, открыла окна и спрятала все спиртное, которое нашла, в коробку в платяном шкафу. Авось не найдет. Разговаривать с Петровым я не стала, да это было бесполезно. Он сидел, тупо уставившись в телевизор, и не реагировал на происходящее.

Если представить себе на минуту, что Петров действительно убивается из-за меня, то, как порядочный человек, я просто обязана поехать с ним в Москву, что, собственно, как нельзя лучше решает мои материальные проблемы.

Надо будет разослать свое резюме в московские агентства. А завтра поговорить с Петровым серьезно.

Действительно, в Москве народ побогаче, там я, безусловно, найду себе применение. А потом, глядишь, и журналистом стану. Может быть. Когда-нибудь. Впрочем, неизвестно почему, мысль о профессиональной журналистике не слишком меня грела. Потому я и забываю позвонить Сологуб. Это же так просто.

Буду семейной дамой со своеобразным хобби. А то открою свое агентство. Я точно знаю, чем можно привлечь клиента. Ситуация показалась мне вдруг настолько уютной и привлекательной, а дети такими трогательными и милыми. По-настоящему новая жизнь поманила меня ласковой рукой.

Все вокруг наполнилось вдруг каким-то важным смыслом. Цепь случайностей, которая привела меня в квартиру Петрова, казалась выкованной самой судьбой. Я преисполнилась величия и спокойствия. Жизнь налаживалась. А мелких бесов вроде Глеба или автослесаря Кости я сумею изгнать из своей головы усилием стальной воли.

Тише и Никише понравилась моя машинка, весьма напоминающая игрушку. Я включила для них диск с детскими песнями советских времен, который всегда вожу с собой на случай необходимости экстренного поднятия настроения. Мы заехали в «Макавто» и купили два детских набора. Я почувствовала себя счастливой мамашей, особенно когда девочка из «Макдоналдса» протянула мне две маски на резиночках со словами:

– А это сувенир для ваших малышей.

Неужели и правда похоже, что эти малыши мои? И меня просто раздуло от гордости. Вот так, без мук деторождения, без памперсов и первых зубов с температурой тридцать девять я получила двух отличных сыновей. И тотчас представила себе, как меня, сгорбленную старуху, по очереди везут в инвалидном кресле два шикарных молодых красавца. Только похожи они были почему-то не на Петрова.

И тут на мой мобильный пришла эсэмэска.

Отправитель 999-00-99. «У Вас, оказывается, очаровательные дети».

Я стала вертеть головой по сторонам.

Пришла еще одна.

«Не вертитесь, врежетесь в кого-нибудь. Я еду сразу за вами. Ваши дети показывают мне языки».

Я показала правый поворот и остановилась, приглашая его сделать то же самое.

Он припарковался прямо за мной.

Я не сразу смогла поднять на него глаза, но когда все-таки отважилась, поняла, что мою стальную волю ковали халтурщики. Я могу ненавидеть этого ослепительного лучезарного Глеба и умирать от стыда за свои глупые пошлые слова, только когда не вижу его. Едва он появляется в поле зрения, все вокруг начинает казаться волшебным и обольстительным, а я сама становлюсь нежной и удивительной.

Вся моя решимость стать образцовой мамашей в ту же секунду испарилась. Мне снова до зарезу понадобился человек, который восхитится мной, оценит мой вкус и талант. И тот единственный, кто на самом деле мог это сделать, сейчас стоял передо мной. Он был нужен мне, будь он на самом деле хоть Дракула!