Книга Мочалкин блюз, страница 43 – Акулина Парфенова

– А, так это он, альфонс поганый, захотел легкой жизни!

– Хочешь поговорить, давай, только сделай милость, не ори так громко. У меня музыкальный слух.

Кьяра попыталась говорить тише:

– Я зашла за Луиджи к нему на работу, а он сидит в зале за столиком с красивой русской женщиной. И так на нее смотрит, что мне стало плохо. Я не стала устраивать скандал прямо в ресторане, хотя очень хотелось. Подождала, когда придет домой. Он пришел и объяснил мне, что это твоя подруга, которая к нему заходит, потому что очень уважает его как повара.

– Ну и в чем проблема?

– Врет он, он от нее без ума.

– А ты без ума от Володи?

Глаза Кьяры хищно сузились.

– Понятно, на чьей ты стороне.

Мы помолчали.

– Ну что, увольняешь или мне переодеваться?

– Переодевайся.

Отходчивая Кьяра отвернулась к окну, закурила.

– Я бы так хотела сейчас надеть кроссовки, взять рюкзак и уйти странствовать, как у Лескова. Ходить и ходить, месяцы и годы.

– Это опасно.

– Ты не представляешь, как это здорово, когда опасно.

– В таком случае я могу найти тебе компанию.

Кьяра обернулась и с интересом посмотрела на меня.

– Ты, что ли? Да у тебя бабская дурная опасливость, чистоплюйство и высшее образование на лбу нарисованы. Куда тебе! Это удивительно, но Россию правильно понимают и оценивают только иностранцы.

– Зря ты так думаешь.

И я подробно рассказала Кьяре, как совершает ежегодные вылазки Валерий Иванович, муж Веры. Умолчав, правда, о том, что Вера и есть Вера.

– Только главное – без всякой подстраховки, без денег, без телефона, без всего. Только татуировка с именем и адресом.

– Я сегодня пойду и сделаю себе такую татуировку.

– Сейчас не сезон. Холодает. Придется ждать до весны.

– Не придется. В Новой Зеландии сейчас весна. Надо потренироваться.

– А как же любовь к России? И потом, одной не стоит.

– А я этого твоего знакомого позову.

– Он за границу не ездит.

– Спорим, что со мной поедет?

– Он женат.

– Ну и я тоже не свободна.

– Я могу спросить.

– Позвони сегодня.

– Постараюсь.

– Как только дозвонишься, сразу звони мне.

Я переоделась и принялась за работу.

Кьяра перестала бегать по квартире и хлопать дверцами шкафов. Наоборот, она сложила все по местам, а складывая, низким голосом напевала какую-то мелодичную песню, похоже неаполитанскую. Вскоре она собралась и ушла. То ли делать татуировку, то ли покупать билет в Новую Зеландию. Она все делает быстро. «Сказано – сделано» – как раз про нее.

* * *

Я набрала Верин мобильный. Она ответила радостным голосом.

– Очень занята? Две минуты поговорить можешь?

– Могу.

– Твой вернулся?

– Нет, а что?

И я вкратце объяснила ей ситуацию.

– Я подумаю, – ответила озадаченная Вера.

Через час она позвонила.

– Я чувствую себя полной дрянью, но я согласна. И более того, я очень рада.

– А он согласится?

– Не знаю. Я последнее время плохо его понимаю.

– Тогда дай знать, когда появится.

– Дам.

Я, пожалуй, тоже чувствовала себя неловко. Позволяю себе вмешиваться в судьбы чужих, взрослых людей. Которые никогда бы не встретились, если бы не я, не мое присутствие в их жилье и в их жизни.

И тут меня осенило. Может, в этом моя миссия? Соединять несоединимое. Быть утком, который сближает и стягивает друг с другом нити основы. Именно причудливое движение утка обеспечивает красоту переплетения и прочность ткани.

Кто проиграет от такой рокировки мужей? Может быть, наоборот, всем четверым прибавится счастья.

Осталось уговорить Валерия Ивановича отправиться в Новую Зеландию.

Закончив трудиться, я позвонила Людмиле Васильевне. Она сообщила мне, что Кирилл забрал мальчиков. Он нашел им через агентство няню на то небольшое время, что они пробудут в Петербурге до отъезда, сам прибрал в квартире и отправился по своим делам.

Выспрашивать подробности я не стала, тем более что они меня пока официально не касаются.

Я позвонила Петрову на трубу, и мы договорились, что он заедет ко мне вечером. Чтобы все обсудить.

Я была свободна до вечера. Решила поехать домой, по дороге прихватила «Из рук в руки» посмотреть телефоны агентств, которые занимаются арендой жилья.

На лестничной площадке встретила Остина, он открывал ключом дверь Филоновой.

– Быстро же ты утешился!

– А что мне еще остается, если ты мною пренебрегаешь?

– Прости меня, Остин.

– Да ладно. Филонова отличная девчонка, с ней так весело.

– И заметь, при этом здоровая. Признайся, все твои предыдущие девушки были твоими пациентками?

Остин задумался. Девушек в его жизни было много.

– Пожалуй, да. Определенно да.

– Вот видишь. Это судьба.

Остин почесал репу.

– Может, и так.

Я поцеловала его в щеку и вошла в свою квартиру.

Там было хорошо.

Образовались два часа безделья.

Я прошлась по комнатам. Тут поправила портьеру, там смахнула пыль с мраморного бюстика и как-то непонятно затосковала. Вопрос о воссоединении с Петровым еще не решен, а я уже тоскую по всем этим вещам. Какая-то я, право слово, мещанка. Может, права Кораблева и нужно просто продать то, что не укладывается в шестьдесят тысяч, и не влезать в долги и прочие перипетии. Но как же я расстанусь с этим зеркалом или с этим комодом? Невозможно.

Я набрала ее номер.

– Кораблева, можешь не давать мне денег, я выкрутилась, просто приходите в гости, – говорила я, глядя на свои скрещенные пальцы.

– Молодец. Не унываешь и добиваешься своего. Когда зовешь?

– В воскресенье нормально?

– А в субботу?

– В субботу я встречаюсь с американским медиа-бизоном. Его предки тоже имели земли где-то возле Перемышля.

– Ну я просто тебе поражаюсь. Только что был пресс-атташе губернатора, и тут на тебе.

– Ты не понимаешь. Пресс-атташе – просто старый друг, учились на журфаке вместе, только он постарше был. У него прекрасная жена, тоже с нами училась, и двое детей. А американца мне Каролина Адамовна через польское дворянское общество по Интернету нашла.