Книга Жили-были двое, страница 56 – Екатерина Риз

— О чём ты говоришь?

— А чего я тебе сказать должен? Ну, поздравляю.

— У тебя же дети есть, скажи что-нибудь толковое.

— У меня, Толян, детей больше, чем нужно нормальному человеку. Правда. Один вон журналы с голыми бабами под матрас прячет, другой с материного сервиза кошку бездомную кормит, а третья отца родного утром дураком назвала.

Толя всё-таки рассмеялся. Лицо рукой потёр.

— Сень, а мне-то чего делать?

— Не знаю. Радуйся. Только не позволяй матери его баловать. У меня вон три примера перед глазами. Отправлю пацанов в кадетский корпус, клянусь, Толян. Я уже Ритке это пообещал. А то отец у них дурак старый. А ведь мне мать говорила: предохраняйся, сынок!

— Что, так и говорила?

— Нет, конечно. Говорила: башкой думай. А я тогда думал другим местом. Вот и учись на чужих ошибках.

— Да поздно уже, Сень. Восемь лет парню.

— Ну, это да.

— Чем сейчас дети интересуются?

— Компьютерами, телефонами, планшетами, и всем остальным, что стоит кучу бабок. Но если серьёзно, Толян, — Синицын голос понизил и заговорил серьёзно, — пацан в восемь лет, который с матерью живёт, интересуется только одним — папой.

— А если принять во внимание, что у него мой характер?

Семён развеселился и хмыкнул.

— Ну, тогда тебе звездец.

— Я смотрю, ты обо мне хорошего мнения. Прям друг и товарищ.

— Вот потому, что друг, поэтому и говорю тебе правду. Она суровая, но что поделать. Ты упрямый, дурной хмырь. Который вечно звонит не вовремя и задаёт мне идиотские вопросы. И если подумать, что на свете твоя копия существует, это страшно, Толян.

— Да иди ты, — ухмыльнулся Ефимов и телефон отключил. Посидел минуту в тишине, докурил, потом, поддавшись порыву, набрал Сашин номер. Но она разговаривать с ним не пожелала, вызов сбросила. Это разозлило, но не удивило. Толя лишь чертыхнулся вполголоса и всё-таки достал из шкафчика бутылку бренди. Прямо скажем, не сильно Синицын ему помог.

А вот Саше некогда было просить кого-то о помощи. Да и не делала этого никогда. Выдалось лишь немного времени, чтобы собраться с мыслями, встряхнуться, а чтобы отвлечься, занялась домашними делами до возвращения Мити. Даже плакать было нельзя. Во-первых, боялась, что ей не хватит и пары часов на то, чтобы выплакать все слёзы, а во-вторых, следы этих слёз, сын бы непременно заметил. Саша и без того волновалась, что паника у неё на лице написана. Стараясь забить слёзы поглубже, принялась ругать себя: за то, что напилась вчера; за то, что проснулась с Ефимовым в одной постели; позволила ему расхаживать по её дому и влезать всюду. Вообще не предполагалось, что он окажется в её доме и увидит Митины фотографии. Видимо, он на самом деле похож на Толю в детстве, раз он тут же всё понял и в своих выводах уже не усомнился. И теперь нужно ждать его действий, решений, продуманной реакции… И уже звонит ей. Прошло меньше трёх часов, а Ефимов уже звонит, и этим её пугает. Поэтому Саша даже не подумала на его звонок ответить. Сбросила и убрала телефон подальше, в свою сумку. Чтобы не видеть и не слышать ничего.

— Мама, смотри, как я умею!

Митька лишь полчаса назад появился дома, а от него все эти полчаса было невероятно много шума и необъяснимого позитива. Он что-то рассказывал ей громко и воодушевлённо, носился по квартире, что-то искал, снова бежал к ней, занимая всё Сашино внимание. А потом позвал её из своей комнаты, и Саша пошла на его голос. Дверь открыла и замерла, глядя на сына, свешивающегося вниз головой с перекладины турника. Митька ещё руки отпустил и поболтал ими, матери улыбался.

— Смотри, как я могу!

— Замечательно, — согласилась Саша, потом сына под спину подхватила, помогая приподняться, а затем и спрыгнуть на пол. — Только я просила тебя так не делать, особенно, когда ты один, Митя. Мало ли…

— Но ты же дома!

— Я не могу стоять рядом с тобой. Слезай.

— Да я уже слез, — вздохнул Митя. — Мам, кушать будем?

— Да, сейчас… — Сашин взгляд остановился на фотографиях сына, и её в который раз за последние несколько часов, прострелило, прожгло огнём насквозь, и на одну секунду она потерялась в этом, совершенно позабыв, что сын за ней наблюдает. С трудом заставила себя улыбнуться. — Чем ты у бабушки занимался?

— Книжку почитал, потом в телефон поиграл… Чем у неё ещё заниматься можно? Она только сериалы смотрит. Про какую-то Машу, потом про волка.

— Какого волка?

— Так одного мужика называют, который с плохими людьми сражается. Крутой такой, мускулы знаешь какие? — Митя руку в локте согнул, показал матери, какие примерно мускулы были у героя в сериале. По мнению Саши, в природе таких существовать не могло, но она не специалист в этом вопросе.

Они перешли на кухню, Митя за столом устроился, взял вилку и принялся зубцом вырисовывать какой-то узор на скатерти.

— Бабушка пончики жарила?

— Ага. У неё и сгущёнка была. Вкусно.

Митька изъяснялся короткими предложениями, явный признак того, что чем-то занят, Саша через плечо обернулась, посмотрела на него и одёрнула:

— Митя, перестань ковырять скатерть. Знаешь, сколько она стоит? А ты дырки ковыряешь.

Мальчик вилку отложил. Голову рукой подпёр.

— А ещё тётя Лика приходила.

Саша неизвестно почему насторожилась.

— Когда?

— Утром сегодня.

Кивнула, хотя ничего особо толкового по этому поводу не думала. Просто заволновалась. А для сына проговорила:

— И замечательно. Пусть почаще приезжает.

— А я в окно смотрел, мам, — вдруг хихикнул Митя. — Её дядька какой-то увёз на машине.

Саша газ выключила, снова к сыну повернулась, взглянула непонимающе.

— Какой ещё дядька?

— Не знаю, носатый такой.

— А ты и нос его рассмотрел?

Митя плечами пожал и невинно улыбнулся.

— А бабушка сказала, что у тёти Лики беспокойная натура! — сдал всех ребёнок и победно улыбнулся.

Саша же головой качнула, совершенно растерявшись.

— Ничего не понимаю…

Лика с Ефимовым расстались несколько дней назад, он этим утром проснулся в одной постели с ней, Сашей, а Лика… разъезжает на машине с каким-то незнакомым мужиком? Что, вообще, у людей с моралью? И у неё в том числе? Напиться до такой степени, чтобы привести в дом мужчину, даже не помня этого, и уснуть беспробудным сном. «Белый русский», чтоб его…

— А машина у него ничего так, — сказал Митя. — «Кашкай».

— Очень рада за тётю Лику, — пробормотала Саша и потёрла лоб, при этом болезненно поморщившись. Голова всё ещё болела, даже таблетка обезболивающего не помогала. Или это мысли о Ефимове так на неё действовали?