Книга Жили-были двое, страница 94 – Екатерина Риз

— Хватит страдать.

Саша к ликёру принюхалась, поднеся рюмку к носу, а Ефимову сказала:

— И вовсе я не страдаю. Просто думаю.

Толя рюмку в себя опрокинул, прислушался к ощущениям, даже губами причмокнул, но после головой качнул и решил:

— Сладко. — Но рюмку свою снова наполнил.

Саша наблюдала за ним, с душевным теплом и удовольствием, надо сказать. Но показывать этого не спешила. Просто наблюдала.

— О чём думаешь, душа моя? — спросил он, перехватив её взгляд.

Саша глаза опустила.

— Если я скажу, что не знаю, ты будешь смеяться?

— А как же.

— Толя, я серьёзно. Думать о Лике как-то странно. Тётя права, мы все взрослые люди. Да и ей наплевать — думаю я о ней или нет, она всё уже решила. А переубедить Лику… ты сам знаешь.

— Знаю, — кивнул Ефимов, ничуть не впечатлённый её рассуждениями и, не подумав проникнуться. Из-за стола поднялся, открыл холодильник и вынул тарелку с салатом, что остался после ужина.

Саша наблюдала за ним с насмешкой.

— Ты же ел недавно.

— И что? У меня быстрый… Как это называется? Ты мне говорила.

— Метаболизм. Но в твоём случае я назвала бы это как-то по-другому.

Толя усмехнулся, взял вилку и присел обратно за стол. А Саше напомнил:

— Значит, о Лике ты не думаешь.

— Конкретно о ней — нет. Меня больше волнует то, что она решит со мной не общаться, а тётя из-за этого переживать будет.

— А то вы много общались! Вот с Каравайцевой ты общаешься, каждый вечер на телефоне висите. А Лика… родственников лучше любить на расстоянии, особенно таких, как наша Ликуся. Всем спокойнее.

— Толя, ты её сильно любил?

Он жевать перестал, но это было лишь секундное удивление от её вопроса. После чего сказал:

— Я об этом думал. Вот именно в последний месяц, я об этом много думал. Вспоминал, анализировал. И знаешь, что понял? Когда я думаю о Лике, я вспоминаю её восемнадцатилетней. Как она вошла в аудиторию, как я её увидел, какой она была.

— Она и сейчас такая, — проворчала Саша.

— Внешне может быть. Ты пить будешь?

Саша поднесла рюмку к губам и выпила залпом, губы облизала. Толя усмехнулся, наблюдая за ней.

— Алёнка ликёр притащила? Во рту всё слипается.

Саша послала ему ядовитую улыбку.

— Не пей. Ешь салат.

— Ем. У тебя золотые ручки.

— Да. А ты мне так и не ответил.

— Про любовь? Я же говорю, Сань, мне было восемнадцать, ей было восемнадцать. Может быть, это и была любовь. Хотя, сейчас уже больше смахивает на «играй гормон». А потом началась игра, которая отшибла мне мозг. И чувство у меня такое, что я полюбил эту игру. — Он есть перестал, тарелку от себя отодвинул, рот вытер. И всё это время молчал и раздумывал, потом руку к Саше протянул. — Сашка, я давно уже взрослый мужик, и, стыдно сказать, я все эти годы скучал именно по этой игре. Или по молодости. Когда единственная проблема, как красивую строптивую девчонку в постель уложить. А когда сюда приехал и Лику в свои руки заполучил… в общем, всё глупым показалось.

— На голодный желудок не любится?

Толя расплылся в широкой понимающей улыбке.

— И это тоже.

Их пальцы переплелись, Саша смотрела на их сомкнутые руки, но всё равно вздохнула. Вздох сам собой вырвался, а Толя её за руку и потряс.

— Хватит вздыхать, малыш. Всё это было сто лет назад. — Ефимов напоказ поморщился. — Хочешь, расскажу тебе в деталях, что мне мама сказала? Повеселю тебя…

Саше было не весело, смотрела она серьёзно.

— И что она сказала? Не про тебя, про Митю.

— Ну… если в двух словах, то потребовала привезти к ней внука, как только закончится учебный год. Я так расписал нашего сына, что он моя точная копия, маме не терпится сравнить. К тому же, там море, куча всего интересного…

— А я?

— Что ты? Мы все вместе поедем.

Саша в нетерпении отдёрнула свою руку.

— Толя! Я же серьёзно. Ты про меня сказал?

— Конечно, сказал. За что отдельно получил.

— То есть?

— Как? Я совратил девочку. Мама свято верит в то, что тебе до сих пор пятнадцать.

Саша глаза рукой закрыла, а Толя поспешил ей налить ещё ликёра.

— Выпей ещё, малыш. Хочешь яблоко? Или апельсин. Даже сам почищу.

Она посмотрела на него, они глазами встретились и одновременно улыбнулись. И Ефимов тут же пересел ближе к ней, придвинулся и Сашу обнял. Вроде как посетовал:

— И обо всём-то ты у меня думаешь. Обо всём беспокоишься.

Саша сомневалась секунду, другую, потом голову ему на плечо положила. Глаза закрыла, когда Толя её обнял. А он носом о её щёку потёрся. Пообещал:

— Всё устроится. Пройдёт немного времени, всё уляжется, всё выяснится, и не надо будет за всех думать.

Саша слабо усмехнулась.

— Интересно, чем я тогда заниматься буду?

Он осторожно перебирал её волосы.

— Даже не знаю. Мной?

— Сам говорил, тебе много не надо. Кормить вовремя и…

— Любить, — подсказал Толя, когда Саша запнулась на полуслове.

— Неприхотливый какой.

— Сашка, а ты меня любишь?

Она осторожно повернула голову, якобы устраиваясь поудобнее, но на самом деле скрываясь от его взгляда.

— А ты меня?

— Очень, — без всякого промедления отозвался он. И как утром сыну, сказал: — Я тебя всегда любил.

— Ладно врать-то. — Этому Саша точно верить не собиралась, а вот Ефимов хоть и достаточно весело, но возмутился.

— Правда. Разве ты не помнишь? Я тебя всегда любил. С тобой я смеялся, с тобой я разговаривал, с тобой я гулял. Даже математике учил. Если всерьёз задуматься, то с тобой я провёл куда больше времени, чем с Ликой. И нам всегда было хорошо. Ничего не выясняли и не делили.

— И это любовь?

— А что, по-твоему, любовь? — Он снова её руку поймал, разглядывал её пальцы. — Я тоже думал, что помрачение рассудка — признак настоящей любви. Оказалось, что это лишь головная боль, не больше. — Ефимов на спинку стула откинулся, ноги вытянул, а Сашу погладил по плечу. Потом поцеловал в лоб. — Так что, не забивай свою милую головку. Любовь не может быть безумием. Любовь — это ты и Митька.

Его голос был приятным и лил на Сашину душу бальзам. Но, не смотря на тепло, разрастающееся в душе, после его слов, с сожалением подумалось: он так и не сказал «люблю тебя». Но это не помешало ответить на его поцелуй и даже развернуться в его руках, чтобы обнять, чтобы прижаться, и даже ногу через него перекинуть спустя минуту. Ефимов хохотнул, ладони легли на Сашины бёдра и теснее прижали. Затем отстранился, Саше в лицо посмотрел, а когда она открыла глаза, загадочно улыбнулся. И говорить не спешил. Саша, если честно, не любила такие моменты, не любила, когда осознавала для себя, что ситуация, в которой она находится, немного неловкая, и эта неловкость понятна не только ей. Вот и сейчас Толя по-прежнему прижимал её к себе, гладил по ягодицам, а смотрел прямо ей в глаза. Саша невольно сделала попытку освободиться от его рук, но он её удержал. А Саша решила возмутиться.