Онлайн книга «Исповедь послушницы»
|
– Как это могло произойти? Катарина коротко рассказала. – Я была там сегодня, – прибавила она, – и говорила с одним из них. Я мало что поняла из его речей, он говорил очень путано и беспрестанно повторял одну фразу: «Согласны ли вы снять платье?» Я знаю, что, если пойду туда снова, они заставят меня снять платье и сделать много такого, о чем страшно подумать, они изорвут мою душу в клочья! Забывшись от волнения, Рамон схватил ее за руки и… ощутил чудо соприкосновения душ и тел, страстное желание спрятаться в ее объятиях, навсегда, до конца жизни! Между ними стояла преграда – черная сутана. И его сан. Они были сильны и непробиваемо тверды, эти проклятые условности. – Зачем ты пошла туда, Кэти?! – с неподдельным ужасом произнес Рамон. – Потому что я должна спасти мужа. В его взгляде были ревность, голодная тоска и… отчаянная любовь. – Я помогу тебе, Кэти, помогу, чем смогу, – в смятении произнес Рамон. – Только как объяснить, почему я прошу за чужого, незнакомого мне человека, да еще обвиняемого в пособничестве еретикам! Это вызовет очень много вопросов и подозрений. Катарина глубоко вздохнула и отняла руки. – Тебе не придется просить за чужого человека, Рамон. Мой супруг, Эрнан Монкада, – твой родной брат. Лицо Рамона перекосилось, словно от боли. – Ты ошибаешься, у меня нет никаких братьев! – Есть. Я давно об этом знала, просто не хотела говорить ни тебе, ни… ему. Отца Эрнана звали Луис, а мать – Хинеса. Они жили в Мадриде. Они плохо ладили между собой, настолько плохо, что однажды сеньор Монкада ушел из дома, взяв с собой их маленького сына. Вероятно, он не знал, что сеньора Хинеса ждет второго ребенка. Такое часто случается. – Катарина сделала выразительную паузу. – И не узнал, потому что не вернулся домой. Он пустился странствовать по свету. Его жизненный путь закончился здесь, и Эрнан решил остаться в Нидерландах. Именно ему мой отец обещал меня в жены. После расставания с тобой, – она снова запнулась, – мне ничего не оставалось, как выйти за Эрнана. Вы с ним очень похожи, – добавила она, – если вам доведется увидеться, ты сам в этом убедишься. Рамон сидел не шевелясь. Катарина подумала о том, что, наверное, такой вид бывает у человека, в грудь которого внезапно вонзили нож. Вдруг он обнял молодую женщину и прижал к себе. Их могли увидеть, но сейчас ему было все равно. Лишь благодаря Катарине в нем когда-то проснулись человеческие чувства. И сейчас, оказавшись рядом с ней, он впервые за долгие месяцы почувствовал себя существом из плоти и крови, а не каменной глыбой. Когда ее волосы и ресницы коснулись его щеки, ему почудилось, будто это прикосновение легких и нежных крыльев бабочки. Потом Рамон понял, что Катарина плачет. Она смотрела сквозь слезы, и он не знал, что ей сказать. «Снять платье…» Он сам бы снял с нее платье – и сейчас, и завтра, и еще сто тысяч раз! Но теперь у нее есть муж, а ему, аббату Монкада, суждено прозябать в тоске и содрогаться от боли, которую вызывали в нем воспоминания! – Завтра же я пойду туда и поговорю с ними. – Сегодня, Рамон. – Хорошо. Сегодня. – Спасибо, – с волнением произнесла она. – Ты его… любишь? – Он не хотел спрашивать, это вырвалось против его воли. – К чему такие вопросы, Рамон? Я должна любить своего мужа, ты должен служить Церкви. Счастье в добродетели – это твои слова. – Прости, – потерянно произнес он. Молодая женщина встала. – Я буду ждать, – сказала она. – Если ты увидишь Эрнана, знай, я сказала, что ты был моим духовником в монастыре. Наставлял меня на истинный путь. Рамон вздохнул. – Ты можешь быть жестокой, Кэти. – Некто Диего Контрерас сказал, что иногда в наказании проявляется милосердие. Возможно, он прав? В тот же день аббат Монкада добился встречи с Родриго Тассони. Тот весьма неохотно принял Рамона; всем своим видом он давал понять, что можно поплатиться за оскорбительную настойчивость. Великий инквизитор не предложил просителю сесть и холодно смотрел на стоявшего перед ним молодого аббата. – Зачем пришли? – У меня к вам дело. – Какое? – Святая служба задержала некоего Эрнана Монкада, испанского дворянина, женатого на голландке. – Знаю. И что? – Я пришел просить за него. – Почему? – Эрнан Монкада – мой старший брат. – Вот как? – Во взоре Родриго Тассони проснулось любопытство. – Насколько мне известно, у вас нет близких родственников, кроме вашей обожаемой матушки. – Я и сам так думал… до недавнего времени. Но теперь узнал… – А нельзя сделать вид, будто вы до сих пор об этом не знаете? – Мои принципы не допускают совершения подобных поступков. – Жаль. Брат аббата, обвиненный в пособничестве еретикам… – Вот именно. Родриго Тассони бросил на него быстрый взгляд из-под тяжелых полуопущенных век. – Чего вы хотите? Смягчения наказания? – Нет. Освобождения. – Без допроса и суда?! – Да, – ответил Рамон, и тогда инквизитор спокойно сказал: – Вы сошли с ума. – Нет. Дело не в разуме. Что можно поделать с тем, что начертано в сердце рукой Господа? Родриго Тассони усмехнулся. – Тело человека не очень твердое. Даже кости довольно легко переломать. А сердце… Случается, с помощью единственной пытки с него стирается все, что пишется годами. – Знаю. Потому я написал письмо для епископа и оставил у моего приора. На тот случай, если я не вернусь. Глаза Тассони сверкнули. – Это война, аббат?! – Нет. – Рамон опустился на колени, смиренно сложил руки и склонил голову. – Ни в коем случае. Это только мольба. Муравей не может сражаться с горой. – Но он в состоянии ее переползти, – заметил Тассони, после чего внушительно произнес: – Я еще припомню вам этот разговор! – А я не забуду вашего милосердия. Я верю в то, что семя, посеянное Господом, способно прорасти даже в самых мрачных застенках. Спустя полчаса Рамону вручили желанную бумагу. – И предупредите своего брата о том, что любое неосторожное слово может стоить ему жизни, – сказал напоследок Родриго Тассони. Рамон кивнул. Он едва ли не собственной кровью подписал себе приговор. Теперь ему, аббату Монкада, придется жить под пристальным наблюдением Святой службы: Тассони не преминет воспользоваться любым его промахом! В таких условиях нечего и мечтать даже о мимолетных встречах с Катариной! |