
Онлайн книга «Забавы Амура»
— Быть может… Но слушай наш план… — И Голицын, склонившись к уху приятеля, изложил ему план, согласно которому Боратынский вновь вливался в ряды заговорщиков и ставил свою жизнь под угрозу. Раз ему удалось уже избежать тюрьмы и, быть может, смерти, теперь же — как знать?.. — Ну что, как ваша прогулка, Александр Николаевич? — спросил Боратынский. — Замечательно! — не скрывая своего радостного настроения, ответила Любава. — Город прекрасен, никак я того не ожидал… — Да, чудес тут много. Что же вы думаете о вашем дальнейшем устройстве? — Представьте, у меня сыскалась тут родня, — заявила Любава, найдя, что теперь самый подходящий момент для такого разговора. — Вот как? — удивился Иван. — Я поздравляю вас — сие есть ценная находка. Что же, родня признала вас? — Да. Я и не ожидал такого приема, — задумчиво ответила девушка. — Родня близкая? — Более чем. Состояние и положение в обществе самые завидные. — Ежели не секрет, поделитесь… — Не секрет. Моя родственница — графиня Болховская, родная сестра моей покойной матери. — Так, стало быть, у вас объявилась тетка. А ее муж? — Она вдова, — ответила Любава. — И еще совсем молодая женщина, лет двадцати пяти. Иван усмехнулся: — Попадаете в распоряжение прелестной тетушки? С юными племянниками и молодыми тетушками разные прекурьезные истории случаются. — Это вы о чем? — удивилась Любава. — Так… — протянул Иван и осекся. Парень явно не понял сей двусмысленности. Стоит ли ее пояснять? — Просто всем известно, — продолжил он, — что покойный император юный Петр II был влюблен в свою тетку цесаревну Елизавету, дочь его деда императора Петра Великого. Тогда про то много слухов ходило. Она же была ненамного его старше… — Ничего не слышал об этом, — удивилась Любава. — Надо же! Ну уж можете быть уверены, что со мною подобного не произойдет. — То есть в тетушку вы не влюбитесь? — уточнил Боратынский. — Нет. Хотя она, безусловно, молода и прекрасна! Иван рассмеялся: — Похвальная стойкость! — Что же графиня? Чем она желает вам помочь? — Вы удивитесь, но она бывает при дворе и даже, ежели верить ее словам, ей благоволит императрица Анна Иоанновна, — с некоторым удивлением произнесла Любава. — Вы, помнится, говорили всякие ужасы о нашем дворе, тетка же моя, напротив, полна восхищения. Даже Бирон, как она мне сказала, расположен к ней. — Вот как? — Иван пристально взглянул на Любаву и тут же опустил глаза. — Что же она предлагает вам? — Не знаю, — в раздумье произнесла девушка. — Правда, она желает с кем-то меня познакомить. Приглашала в гости через два дня. — Должно быть, она поможет устроить вашу судьбу, — заметил Боратынский. — Но будьте осторожны, — прибавил он. — Времена теперь смутные, а мне было бы вас жаль, ежели бы вы попали в передрягу и ошиблись с покровителями. — Спасибо, — удивленно произнесла Любава. — Но что вы имеете в виду, когда говорите «ошиблись с покровителями»? — Ничего особенного. Просто при дворе надо быть очень осторожным, чтобы в единый миг не лишиться всего. Нынче один в фаворе у Фортуны, завтра — другой… — Право, вы изъясняетесь загадками, но спасибо вам за заботу, — ответила Любава. — Что же, мне теперь пора идти, — объявил Боратынский. — До скорой встречи. Молодые люди распрощались. Боратынский, следуя собственному побуждению, уже решился. Сегодня же он вместе с Голицыным отправляется к цесаревне Елизавете, жившей почти затворницей. Все друзья ее могли быть у нее только тайно. Над цесаревной сгущались тучи, и, как знать, не уготована ли ей тюрьма и, быть может, смерть от руки убийцы? Чтобы не допустить сие и Боратынский, и все его друзья рискнут всем, и даже самой жизнью. Но почему-то Ивану казалось, что все будет хорошо, что все их чаяния исполнятся и в России, наконец, воцарится та, коей предназначено быть на троне самой судьбой и правом рождения. Любава, после этого разговора, осталась в глубокой задумчивости. Странная беседа, странное предостережение. Что-то происходит при дворе, но она не знает что, так же, как, видно, не знает и ее беспечная тетушка. Говорят, что императрица тяжело больна, однако у графини соберется какое-то общество. Как сие возможно? А впрочем, что знает она о здешних порядках и обычаях? Вскоре ее мысли перешли на другой предмет: Иван Боратынский всего лишь ее дорожный попутчик. Что-то подсказывало ей, что не простой он человек. И жизнь его, быть может, подвергается большой опасности. Не зря же напали на него тогда, на постоялом дворе. А теперь? Он нигде почти не бывает, а ежели выходит из дому, то делает это тайно. Она видела, как Боратынский со своим приятелем выходили через черный ход и, скользнув через сад, укрытые плащами, шли куда-то. Что у них были за дела? Чем это грозило им обоим? Да, странно Любаве было сознавать волнение, которое испытывала она, думая о судьбе Боратынского. Случайный знакомый, он сделался ей очень дорог. Жаль было бы увидеть его в темнице или узнать, что жизнь его загублена, что завтра, быть может, его не станет… — Ах! — Любава вздрогнула. — Что за мысль? И почему?.. «И почему я так дрожу из-за этого»? — хотела спросить она себя. Но ответ был уже ей ясен, хотя она и не признавалась себе в этом напрямую. Любава влюбилась. Так глупо и, быть может, вовсе безответно. Он ведь даже не знает, что она девица? Глупо, да, истинно глупо! И что же тут поделаешь? Вздохнув, Любава повалилась на кровать. — Вот так-так! Из огня да в полымя. Стоило ли бежать от супружества для того, чтобы влюбиться? Да нет, какое там. И вовсе я не влюблена! Гиль [1] какая… 6
В назначенный день девушка прибыла к дому графини. Ее, как и обычно, сопровождал Федор, который страх как недолюбливал прислугу ее тетки! Он всю дорогу ворчал, что незачем им тут бывать и что он не удержится и, верно, наваляет этим дуракам-лакеям и шутам-скороходам. — Успокойся, Федор, — твердила Любава. — Ты пойми, что мне теперь в моем положении тетушка — первая опора. На мое счастье, я нашла ее. Благодаря тебе, заметь! — прибавила она. — Ежели бы не твой характер, как знать… Я бы и не вспомнила про нее и уж не пошла бы ее искать, это точно. Случай, которым грех не воспользоваться! — Ну только из того, что вам это надобно, терплю, — все говорил и говорил Федор. — Эх, добрый же ты человек! — улыбаясь, сказала Любава. — Да уж это верно… |