Книга Корабль мечты, страница 60 – Лука Ди Фульвио

– Покайся, жалкая грешница! – вспылил Цольфо.

– Заткнись, карлик!

Цольфо возмущенно фыркнул, мрачно нахмурившись.

– Малыш, смотри, не лопни от бахвальства! – подколола его женщина.

Пьяницы вокруг расхохотались.

– Они сейчас вляпаются в серьезные неприятности. – Бенедетта дернулась вперед.

Но Меркурио удержал ее:

– Погоди.

– Ева! Не предавайся греху! Не бери яблоко у змия! – возопил брат Амадео, вперив пылающий взор в нетрезвую женщину.

– Постой-ка, а разве Ева не была еврейкой? – потешалась пьяная.

– Vade retro ^[10]! – Доминиканец вскинул крест.

– Но ведь это так! – поддержал товарку один из пьяниц. – И Моисей был евреем.

– И царь Давид, – добавил другой.

– И Иоанн Креститель, – отметил третий.

– А если докопаться до истины, то окажется, что и этот монах перед нами – тоже еврей! – крикнул толстяк с веслом.

Веселая компания разразилась смехом.

Брат Амадео с пафосным видом опустился на одно колено.

– Отче наш, сущий на небесах, отче наш, сущий на земле, святой Папа Лев Х де Медичи, прости грешников сих…

– Эй, брат, а ты не думал о том, что первый Папа тоже был евреем? – крикнула женщина, выждав паузу в его словах. – И Петр, основатель Святой Церкви, был поевреистей любого еврея из тех, которые сейчас ходят по улицам Венеции!

– Мразь! – Брат Амадео подхватился с колен.

– Мразь! – повторил Цольфо.

Нагнувшись, женщина набрала полную пригоршню грязи и швырнула Цольфо в лицо.

– Я так и знала, – пробормотала Бенедетта.

– Этот монах – непроходимый тупица, – простонал Меркурио.

– Нужно помочь Цольфо, – решительно заявила Бенедетта.

Последовав за своей подругой, Меркурио заметил, как слева от монаха и Цольфо на ступени церкви Сан-Сильвестро поднялся элегантно одетый молодой человек. На незнакомце были оранжево-фиолетовые брюки, дамастовый камзол с красно-черными буфами на рукавах и черная шляпа с роскошной золотой брошью. На шее у юноши висела толстая золотая цепь с усыпанным драгоценными камнями медальоном, а на поясе виднелся кинжал с перламутровой рукоятью. За щеголем следовало пять мужчин, разодетых не так броско, но все же дорого. Они с ухмылками наблюдали за проповедью.

У Меркурио мурашки побежали по спине.

– Мразь, – повторил брат Амадео.

– Кто это тут нас обзывает мразью? – осведомился пьяница с веслом. Покрасневшее от вина лицо исказила мрачная гримаса.

– Монах, возвращайся в свой Рим! – Женщина угрожающе вскинула кулак.

– Сам ты мразь, монах! – рявкнул еще один краснолицый пьянчуга, нагибаясь за камнем.

– Цольфо, иди сюда! – Бенедетта уже перебралась через площадь.

Цольфо скользнул по ней равнодушным взглядом. Похоже, встреча с давней подругой не вызвала в нем никаких чувств.

– Цольфо… Это же я… – Бенедетта опешила от его отстраненности. Девушка в ярости повернулась к Меркурио. – Что этот проклятый монах с ним сделал?

И тут полетел первый камень. Затем второй.

– Пойдем, Цольфо! – Подбежав, Бенедетта схватила его за руку.

– Отпусти меня! – Оттолкнув девушку, Цольфо напыщенным движением закрыл собой монаха.

Камень попал ему в ногу, и мальчишка застонал от боли.

– Да успокойтесь же вы! – Бенедетта попыталась усмирить толпу, но тщетно.

Схватив Цольфо за шиворот, она потащила его вниз по ступеням. Мальчик отчаянно вырывался.

Меркурио влепил ему пощечину.

– Пойдем, придурок! – приказал он. Взяв Бенедетту за руку, он потащил ее с Цольфо к церкви Сан-Сильвестро.

Тем временем пьяная компания совсем уже вошла в раж.

– Это ты тут мразь! Возвращайся в свой Рим, святоша! Возвращайся к своему Папе! Этот ублюдок назвал нас мразью! Ну ничего, мы ему покажем!

Видя, что ситуация становится опасной, монах устремился за Цольфо.

– Сгинь, проклятущий! – рявкнул на него Меркурио, увидев, что теперь толпа пьяных ринулась за ним.

Но путь между ними и церковью, в которой Меркурио хотел укрыться, преградил тот самый молодой щеголь. Хлыщ с жестоким любопытством наблюдал за происходящим. Правая его нога покоилась на первой ступеньке церкви, правую же руку он спрятал в широкий карман камзола, так что она по локоть оказалась скрыта тканью. Левое плечо его было заметно шире, да и кинжал висел на поясе с левой стороны, из чего можно было сделать вывод, что этот франт – левша.

Меркурио замедлил шаг и оглянулся. Пьяные вот-вот догонят их, а путь к отступлению оказался перекрыт разодетым юнцом и его спутниками.

– Отойди! – крикнул ему Меркурио.

Щеголь ухмыльнулся, и его белоснежные острые зубы напомнили Меркурио пасть хищной рыбы. Да и глаза у хлыща были рыбьи – равнодушные, жестокие, неестественно широко расставленные, словно бы ненастоящие. А может быть, глаза эти лишь казались холодными и жестокими – просто потому, что не было в них и тени чувства.

И вдруг юнец двинулся вперед, довольно быстро и в то же время неуклюже, по-крабьи. Левой рукой он выхватил из позолоченных и украшенных драгоценными камнями ножен кинжал. Правая же его рука выскользнула из кармана, и юноша отчаянно замахал ею в воздухе. Предплечье было слишком коротким, а кисть – недоразвитой, но рука нужна была щеголю только затем, чтобы удержать равновесие: его правая нога, на первый взгляд казавшаяся совершенно нормальной, на самом деле была куда короче и тоньше левой и не сгибалась до конца. С кинжалом в руке он повернулся к своим спутникам. Те, не мешкая, обнажили оружие и окружили Меркурио, Бенедетту, Цольфо и Амадео. Их предводитель, хромая, двинулся вперед. Теперь стал виден и горб за его левым плечом. Хлыщ оказался настоящим уродцем.

Меркурио замер – ему показалось, что калека сейчас бросится на него, но уродец прохромал мимо. Похоже, его крошечное войско собиралось защитить Меркурио и его спутников.

– Немедленно прекратите, идиоты! – крикнул пьяницам горбун. Голос у него был неприятный, с визгливыми нотками.

Пьяницы не успели вовремя остановиться и налетели на уродца.

Он ударил первого попавшегося гуляку обоюдоострым лезвием кинжала. Клинок вошел пьяному в плечо, взрезав плотную ткань куртки, и обагрился кровью. Застонав от боли, несчастный осел на землю.

– Ну-ка, поднимите его, – брезгливо процедил хлыщ.

– Простите, ваша милость, – поспешно произнесла женщина, подтрунивавшая над доминиканцем. – Мы вас не видели. Будьте великодушны, простите нас, ваша милость. – Она низко поклонилась, не спуская глаз с острия кинжала, а затем подняла собутыльника, с неожиданной силой оттащив его подальше. – Мой муж и мухи не обидит. Мы никого и пальцем не тронули: ни мальчишку, ни монаха.