Онлайн книга «Медный всадник»
|
– Помните, если вас будут кормить, ешьте понемногу и медленно. Не глотайте большие куски, иначе будет плохо. Когда привыкнете, сможете есть побольше. А сейчас лучше всего суп. По несколько ложек. Понятно? Даша взяла его за руку. Он поцеловал ее в лоб: – До свидания, Дашенька. Надеюсь, скоро увидимся. – До свидания. Как зовет тебя моя сестра? Шура? Александр быстро взглянул на Татьяну: – Да, Шура. – До свидания, Шура. Я тебя люблю. Татьяна закрыла глаза, чтобы не видеть всего этого. И закрыла бы уши. Если бы могла. – Я тоже тебя люблю. Не забывай писать. Он встал. – Попрощайся с Таней, – велела Даша. – Или вы уже попрощались? – До свидания, Таня. – До свидания, – кивнула она, глядя на него широко раскрытыми глазами. – Помните, как только доберетесь до Молотова, сразу напишите, – бросил Александр, спускаясь вниз. – Александр! – с неожиданной силой окликнула Даша. Тот обернулся. – Скажи, давно ты любишь мою сестру? Александр перевел взгляд с лица Татьяны на Дашу и снова на Татьяну. Открыл было рот, стиснул зубы и судорожно мотнул головой. – Давно? Признайся? Разве между нами еще могут быть какие-то секреты? Скажи, любимый. Скажи. – Даша, я никогда не любил твою сестру, – со стоном выдавил Александр. – Никогда. Я люблю тебя. Вспомни, что было между нами. – Ты сказал, что следующим летом мы, возможно, поженимся, – едва слышно напомнила Даша. – Ты в самом деле этого хочешь? Александр кивнул: – Конечно. Я приеду, и мы поженимся. Езжай спокойно. Он послал Даше воздушный поцелуй и исчез, даже не посмотрев в сторону Татьяны. А она так отчаянно мечтала об одном, последнем взгляде, пусть и в темноте. Но она смогла бы рассмотреть в нем все, что он хотел скрыть. Или все-таки сказал сейчас правду? Но он даже не обернулся. Она так ничего и не поняла. Только услышала, как он отрекается от нее. Тент закрыли, грузовик тронулся, и они снова оказались во мраке. Только теперь между тьмой и светом не было Александра. Не было луны. Лишь пулеметная дробь и грохот взрывов вдалеке, на которые Татьяна почти не обращала внимания: так громок был стук ее разрывавшегося сердца. Она зажмурилась, чтобы Даша, лежавшая с открытыми глазами, не смогла поднять голову и увидеть все, что так ясно было написано на лице сестры. – Таня! Она не ответила. Нос болел: слизистая пересохла от морозного воздуха. Она принялась дышать ртом. – Танечка! – Что, Даша? Тебе плохо? – Открой глаза, сестричка. «Не могу и не буду». – Открой. Татьяна нехотя приподняла ресницы: – Даша, я очень устала. Ты всю дорогу дремала. Теперь моя очередь. Я тащила тебя на санках, держала твои ноги, помогла спуститься на лед. Теперь ты опять лежишь на мне, а я всего только хочу прикрыть глаза и чуточку отдохнуть. Договорились? Даша, не отвечая, с пронзительной ясностью смотрела на сестру. Татьяна ответила спокойным взглядом и закрыла глаза, прислушиваясь к клокотанию в груди Даши. – И каково это, слышать, что он никогда тебя не любил? Татьяна едва удержалась, чтобы не застонать от боли. – А что тут такого? – хрипло выговорила она. – Так и должно быть. – Почему же ты сжалась, словно он тебя ударил? – Не пойму, о чем ты, – выдохнула Татьяна. – Открой глаза. – Нет. – Ты безумно любишь его, верно? Как же умудрилась утаить от меня такое? Ты не могла бы любить мужчину сильнее. «Я не могла бы любить мужчину сильнее». – Даша, – решительно бросила Татьяна, – тебя я люблю больше. Она так и не открыла глаз. – Да ты и не скрывала. Марина была права, я просто слепая курица! Даша говорила так громко, что голос разносился по всему грузовику. И все это слышали. – Твоя любовь была заметна любому. Ты даже не спрятала ее в буфет. Просто положила на полку, где каждый мог ее видеть. Точно так же, как я вижу теперь. – Она заплакала и тут же закашлялась. – Но ты была ребенком! Как может ребенок так любить? «Я выросла, Даша. Стала взрослой где-то между озером Ильмень и началом войны. Ребенок превратился в женщину». Где-то начался обстрел, свист снарядов сменялся разрывами мин. Но пассажиры грузовика уже ни на что не реагировали. Татьяне показалось странным, что даже ребенок молчит. Молодая женщина, изможденная, с пожелтевшей кожей и чирьями на щеках, прижимала к груди сверток в одеяльце. Ее муж опирался на плечо жены, вернее, не опирался, а валился при каждом толчке. Как бы она ни старалась поднять его, он не мог сидеть сам. Женщина заплакала. Малыш не издал ни звука. – Вам помочь? – спросила ее Татьяна. – У вас и своих бед полно! – резко ответила та. – А мой муж очень слаб. – Ничего страшного, – вмешалась Даша. – Таня, прислони меня к борту. Очень грудь ноет, если все время лежать. Помоги ей… Татьяна подползла к женщине. Та по-прежнему баюкала ребенка. Татьяна подергала мужчину за плечо, и он неожиданно сполз вниз, как большая тряпичная кукла. Он был закутан в тяжелое пальто, застегнутое на все пуговицы, и обмотан толстым шарфом. Татьяна долго не могла справиться с петлями. Все это время женщина без умолку трещала: – Он очень плох. А дочка ненамного лучше. Знаете, она родилась в октябре. Не повезло несчастной. А ведь когда я забеременела, мы были на седьмом небе. Наш первенец, представляете? Леонид работал в транспортном отделе горсовета, и того, что получал по карточкам, нам вполне хватало, совсем неплохие нормы, знаете ли, до тех пор, пока ходили трамваи. Потом у него просто не стало работы, и… зачем вы расстегиваете его пальто? Не дожидаясь ответа, она возбужденно продолжала: – Меня зовут Надежда. Представляете, когда родилась дочка, молоко так и не пришло. Что я должна была ей давать? От соевого молока у нее начинался ужасный понос, так что пришлось отказаться. А у мужа дистрофия. Слава Богу, нас хотя бы вывезли. Мы так долго ждали этого! Теперь все наладится. В Кобоне, как мне сказали, есть хлеб. Чего бы я не отдала за курицу или горячий суп! Да я бы и конину ела, лишь бы Леня был сыт! Татьяна отняла два пальца от шеи мужчины, тщательно застегнула каждую пуговицу и поправила шарф. Потом немного отодвинула тело от ног жены и вернулась к Даше. В грузовике вновь воцарилась мертвая тишина, прерываемая только приступами Дашиного кашля. А в ушах Татьяны звучал голос Александра, повторявшего, что он никогда ее не любил. |