Онлайн книга «Медный всадник»
|
«Видимо, Шура, одного отступления недостаточно, – думала Татьяна. – Явно недостаточно». Когда она стала убирать чашки, Дмитрий вдруг очнулся и с дурацким смехом притянул ее к себе. – Танечка, – повторял он, – Танечка… Татьяна пыталась освободиться, но он оказался сильнее. – Таня, когда же? Когда? – От него несло перегаром, и ее затошнило. – Я не могу больше ждать. – Дима, очнись. Отпусти меня, – умоляла Татьяна задыхаясь. – Иначе получишь мокрой тряпкой по физиономии. – Дима, что это такое? – вмешалась мать. – Таня, по-моему, он слишком много выпил. Татьяна скорее почувствовала, чем услышала присутствие Александра за спиной. Скорее почувствовала, чем услышала его голос. – Да, – кивнул он, оттаскивая Татьяну и помогая ей встать, – он определенно чересчур много пьет. – Что это с ним? – не успокаивалась мама. – Ведет себя как-то странно. Угрюмый, мрачный. И с тобой неласков. Татьяна, пытаясь отдышаться, взглянула на Дмитрия: – По-моему, он думает не столько обо мне, сколько о возможной гибели. У него одно на уме. Остальное его не интересует. Она повернулась и, не глядя на Александра, но мельком встретившись глазами с бабушкой и Мариной, вышла на кухню. Даша в другой комнате ухаживала за отцом. 6 Татьяна думала, что переживет. Татьяна думала, что вынесет все. Но как-то вечером, недели через две после пожара на Бадаевских складах, когда все вернулись домой после работы и вместо того, чтобы готовить ужин, сидели в бомбоубежище, голодные и усталые, Даша плюхнулась рядом с Татьяной и взволнованно объявила: – У меня сюрприз! Угадайте – какой? Мы с Сашей решили пожениться! К несчастью, Татьяна сидела у самой лампы, и свет падал на ее лицо. Удар был таким неожиданно тяжелым, что, вероятно, она не сумела ничего скрыть. Но торжествующая Даша, занятая только собой и позабывшая о том, что за стенами убежища сейчас падают бомбы, не заметила реакции сестры. – Как здорово! – поспешно вмешалась Марина. – Поздравляю! – Дашенька, – охнула мама, – наконец-то у одной из моих дочерей будет своя семья! Когда? Папа, сидевший рядом с мамой, что-то промямлил. – Таня, ты меня слышишь? Я выхожу замуж! – повторила Даша. – Я слышу, – выдавила Татьяна и, отвернувшись, встретилась с сочувственным, жалеющим взглядом Марины. Трудно сказать, что было хуже, поэтому она вновь повернулась к ликующей сестре: – Поздравляю. Ты, должно быть, так счастлива! – Счастлива? Да я на седьмом небе! Представляешь? Я буду Дарьей Беловой! – Она хихикнула. – Как только у него выдастся свободный часок, мы идем в загс. – Ты ничуть не волнуешься? – С чего это? – отмахнулась Даша. – И о чем тут волноваться? Все будет хорошо. – Я рада, что ты так уверена. – В чем дело? Даша обняла сестру за плечи. У той лишь хватило сил смутно удивиться, почему она еще не потеряла сознание. – Я не выброшу тебя из нашей кровати. Бабушка уступит нам свою комнату на пару дней. Она поцеловала Татьяну. – Замужем! Поверить невозможно. – Мне тоже. – Знаю! Я сама еще не опомнилась! – возбужденно проговорила Даша. – Но сейчас война. Он может погибнуть! – Думаешь, мне это в голову не приходило? И нечего сходить с ума по этому поводу. – Я не схожу. По этому поводу. Она закрыла глаза. – Слава богу, его наконец перевели из этой ужасной Дубровки под Шлиссельбург. Там спокойнее. Знаешь, стоит мне зажмуриться, и я чувствую его где-то там и знаю, что он по-прежнему жив! Я никогда не ошибаюсь. Шестое чувство! – с гордостью добавила Даша. Марина громко кашлянула. Татьяна открыла глаза и уставилась на двоюродную сестру с такой злостью, что той немедленно расхотелось кашлять. – Чего ты хочешь, Даша? – прошептала она. – Быть вдовой, вместо того чтобы остаться просто девушкой погибшего офицера? – Таня! Татьяна ничего не ответила. Где, откуда получить хоть крупицу облегчения? Не от ночи, не от мамы с папой… даже не от деда и бабушки. Они так далеко, а бабушка Майя слишком стара, чтобы уделить внимание внучке. Не от Дмитрия, денно и нощно сгоравшего в собственном аду, и уж, разумеется, не от Александра, невозможного, жестокого, не заслуживающего прощения Александра. И сознание того, что у нее во всем мире нет ни единой родной души, так больно ранило, что Татьяна не смогла усидеть на месте. Она встала и покинула убежище в самый разгар налета, слыша за спиной недоуменный голос Даши: – Да что это с ней? Как она сможет провести эту ночь у своей стены, рядом с Мариной, рядом с Дашей? Она не знала. Это была худшая ночь в ее жизни. Наутро она встала поздно и, вместо того чтобы, как обычно, идти в магазин на углу Фонтанки и Некрасова, отправилась в другой, на Староневский, рядом со своей прежней школой. Она слышала, что там хлеб получше. Завыла сирена. Татьяна продолжала идти, даже не пытаясь спрятаться, уставив глаза в землю. Свист бомб, пронзительный вой ветра, грохот падающих стен, людские крики в отдалении – все это было ничто по сравнению с пронзительными рыданиями, разрывавшими ее сердце. Она вдруг осознала, что война больше не пугает ее. Отсутствие страха было новым, непонятным ощущением. Из них двоих именно Паша всегда казался бесстрашным и несгибаемым. Даша была уверенной, дед – бескомпромиссно честным, папа – строгим… особенно когда напивался, мама – властной, а бабушка Анна – надменной. Татьяна несла бремя скрытых комплексов неполноценности родственников на своих худых плечиках. Неполноценность – да. Неуверенность – да. Их страхи – да. Но не ее собственные. Она не боялась налетов. Это все равно что удар молнии, даже если эта молния ударяет тысячу раз в день. Нет, не война пугала Татьяну, а непоправимое смятение собственного сердца. Она отправилась на работу и, даже когда пробило пять, не ушла. Шесть, семь… В восемь она мыла пол у поста ночной медсестры, когда в коридор ворвалась Марина. Татьяна отвернулась. Она не хотела никого видеть. – Что ты делаешь! – набросилась на нее Марина. – Все с ума сходят! Думают, что тебя убило! – Меня не убило, – спокойно произнесла Татьяна. – Видишь, я мою пол. – Но прошло уже три часа после конца смены! Почему не идешь домой? – Я мою пол, неужели не видишь? Отойди с дороги, иначе промочишь ботинки. – Таня, все тебя ждут. Дмитрий и Александр пришли. Не будь эгоисткой. Нельзя же праздновать помолвку, когда все волнуются за тебя?! |