Книга Исчезнувшие близнецы, страница 20 – Рональд Х. Бэлсон

– Да брось ты кастрюли! Не позволяй этому ничтожеству вывести тебя из равновесия. Я отвезу тебя в «Сорренто».

Кэтрин обернулась, посмотрела ему в глаза.

– Она такая милая, отважная женщина… – Она покачала головой. – Похоже, нам придется с ними встретиться. Я не хочу, чтобы он побежал в суд подавать иск о признании ее недееспособной, страдающей старческой деменцией.

– Ты же знаешь, как все будет. Мы с ним встретимся, и все пройдет отвратительно. Он потребует, чтобы ты перестала встречаться с матерью Артура. Ты откажешься. Тогда он предъявит тебе иск, который уже набросал. И сообщит, что завтра идет в суд.

Кэтрин кивнула:

– Ты прав. И в эту секунду я захочу ударить его по лицу.

Лиам улыбнулся:

– Мне нравится, как ты ведешь переговоры.

Когда они шли к машине, Кэтрин сказала:

– Я уже назначила встречу с Леной на завтра в полдень. Я уверена, это займет весь день. Передай Ширли, что мы встретимся с ним в четверг.

– Лена, прежде чем мы начнем, должна сообщить, что адвокат Артура Вудварда настаивает на встрече со мной.

Лена сидела, сложив руки на коленях, спина прямая. Как всегда, она была элегантно одета: твидовый костюм, белая блуза и яркий шелковый шарф. Умело наложенная косметика, аккуратная прическа.

– Он отругал меня за то, что я к вам обратилась, и потребовал, чтобы я прекратила с вами встречаться, – ответила она. – И что вы решили? Будете беседовать с его адвокатом?

– Я ваш адвокат и буду поступать так, как вы скажете. Но хочу вас предупредить: Артур обратился в адвокатскую контору, привыкшую действовать агрессивно. Если я не встречусь с мистером Ширли, он пойдет вразнос.

– Что вы имеете в виду?

– Не знаю. Он дал мне понять, что может подать в суд иск о назначении опекуна.

– Опекуна? Кому? На каком основании?

– Не знаю наверняка, но подозреваю, что он станет указывать на ваш почтенный возраст, на то, что вы не способны о себе заботиться, не можете принимать самостоятельные решения относительно имущества.

– Какая чушь! Для этого иска нет оснований.

– Я знаю. Как по-вашему, Артур способен дать делу ход?

– Артур очень упрям. Он пытается все контролировать, особенно после смерти моего мужа. Отношения между нами довольно прохладные. Я не знаю, на что он способен, чтобы вернуть себе контроль над ситуацией. – Она помолчала. – И он может выиграть дело? Мне уже восемьдесят девять лет.

– Ваш возраст не является определяющим. Будут учитываться медицинские заключения профессионалов, а не только его субъективное мнение. Я могу задать вам личный вопрос? Вы регулярно посещаете врачей?

– Я наблюдаюсь у ревматолога из-за артрита, дважды в год обследуюсь у кардиолога и дважды в год хожу к терапевту. Еще я регулярно посещаю стоматолога. Это тоже нужно указывать?

– Нет, простите, но…

– У психиатра или психолога я не наблюдаюсь. И у геронтолога не консультируюсь. – Она посмотрела Кэтрин в глаза. – Я не душевнобольная. Я в своем уме. Никогда ничего не путаю и не забываю.

– Я вам верю. Но если он потребует представить в суде ваши медицинские документы, карты, врачебные записи, не окажется ли там отметок о том, что вы обсуждали с врачами свою забывчивость или проблемы с памятью?

– Когда доживаешь до моего возраста, эта тема становится непременной при осмотрах. Врачи обязаны интересоваться душевным здоровьем пациента, и мы беседуем об этом. Возможно, я сожалела, что старею, но, по-моему, никогда не говорила, что начинаю сдавать.

– Это хорошо.

– Я могла пожаловаться, что стала забывчивой, уже не помню многие имена. Похоже, память у меня не та, что раньше. Знаете, если восемьдесят девять лет складировать в голове различную информацию, ее становится слишком много. Но я ничего не путаю, меня нельзя назвать недееспособной.

– Я тоже так думаю.

– Позвольте задать вопрос: что произойдет, если агрессивный адвокат Артура потребует, чтобы вы прекратили представлять мои интересы?

Кэтрин покачала головой:

– Артур мне не указ.

Лена кивнула:

– Хорошо. В таком случае эта тема закрыта. Со мной все в порядке. Мы можем продолжать?

Кэтрин улыбнулась, пристроила блокнот на коленях и ответила:

– Всенепременно.

– Итак, я вышла из Цеха и отправилась в гетто, чтобы найти место, где переночевать. Мой дом, дом Каролины – все было конфисковано. У меня были еще друзья, но тоже евреи, поэтому я подозревала, что и их дома отобрали. Кроме того, я бы чувствовала себя неловко, если бы появилась у них на пороге с просьбой о ночлеге. Давид сказал, что в еврейском гетто есть комнаты, туда я и направилась.

Уже наступил комендантский час, на улице стояла тишина. Нет, не так. На улицах возле гетто стояла тишина. Такие, как я, рабочие с удостоверением, молча возвращались с работы: мы все держались в тени, избегая встреч с немцами. А вот на площади царило веселье – гуляла шумная и наглая толпа немецких солдат. Они сидели в ресторанах и пивных, столы ломились от еды, воняло пивом. Им не нужны были продовольственные карточки.

Если они гуляли по улицам и встречали еврея, то издевались над ним ради забавы. Как и предупреждал Давид, многие были настоящими садистами. Так, например, правоверным они стригли бороды. Могли заставить танцевать прямо на улице под пьяные немецкие песни. Я видела, как они заставляли людей слизывать грязь с сапог. Видела, как они заставили женщину присесть на корточки и помочиться на свою скудную пищу. Я могла бы продолжать и продолжать…

В первый день, когда я шла в гетто, меня остановили двое солдат и потребовали предъявить документы. Я заставила себя сохранять спокойствие, хотя была крайне напугана. Они осмотрели меня с ног до головы и спросили, куда я направляюсь.

– Я возвращаюсь в гетто. Иду с работы.

– Какой у тебя адрес?

– У меня его пока нет. – Моя тревога нарастала.

– Нет адреса? Где же ты живешь?

– На улице.

Солдата разозлил мой ответ, он раздраженно покачал головой.

– Nein, nein… ^[25]

Но товарищ поторопил его:

– Брось, Йозеф, мы опаздываем. Нас ждут в ресторане. Наплевать на эту еврейку!

Солдат отдал мое удостоверение и отпустил меня. Я облегченно вздохнула. По дороге в гетто я встретила еще нескольких человек, в основном возвращающихся с работы женщин. Некоторых я останавливала, расспрашивала о Шейнманах. Как я уже говорила, почти все знали Капитана. Он был уважаемым человеком. Но встреченные мною люди отвечали, что, насколько им известно, в гетто Капитан не появлялся. Его никто не видел. Ни его, ни мою маму, ни Милоша.