Онлайн книга «Кавказский узел»
|
Но и тут на одном из домов кто-то баллончиком написал: Смерть врагам ислама аллагьу Акбар Тому, что имя Всевышнего написали с маленькой буквы, можно было не удивляться. Здесь вообще ничему не удивляешься. Обе стороны разборки уже были тут, с обеих сторон, друг напротив друга, стояли джипы, по меркам России, небогатые, но по местным – крутые. Улица была перекрыта полностью, между джипами поставили стол, шли переговоры. С той стороны, откуда подъехала машина Магомеда, около нее стояли еще машины. Они надрывались фольклором и мусульманским рэпом, человек в дешевых китайских пляжных тапках лузгал семки, положив автомат на крышу машины, остальные прищелкивали пальцами в такт музыке. – Э, тормози, да? – остановили они Аслана. – Ты кто, в натуре? – Я друг Магомеда. Надо поговорить. – Не видишь, Магомед занят, с людьми разговаривает… Бандиты пригляделись к нему, один подошел вплотную. – Чо-то ты не похож на друга Магомеда… дохлый такой. На качалку не бывает? Аслан посмотрел в глаза бандита, потом повернулся и пошел прочь. Ему все-таки удалось выцепить своего старого друга – он увидел Магомеда в том же самом клубе «Двадцать шесть» несколько дней спустя. Надо сказать, что Магомед поднялся. На Кавказе статус определяется по машине, и если раньше Магомед ездил на подержанной «БМВ» – «пятерке», то теперь у него был белый «Порш Кайен». Тоже подержанный – но это уже уровень как минимум бригадира… Магомед сидел с какими-то людьми… с телками… надо сказать, что дагестанская молодежь была религиозна в основном на словах, а на деле же даже ваххабитские главари постоянно таскали в лес «невест», пускали их по кругу. А девицы, те, которые постят в джихадистских форумах, не раз прокалывались на том, что выезжали в страны Персидского залива заниматься проституцией. Легальные, что примечательно, муллы, духовные авторитеты разъясняли молодежи, той самой, что после второго раката прямо посреди намаза встает и уходит [6], что никях [7] – это помолвка с обязательным участием родителей, а не тайная и поспешная случка в лесу, на подстеленной куртке или в машине. Молодежь ничего не слушала. Она верила, что сможет сделать жизнь лучше и чище. Брала из ислама только то, что ее устраивало. Не слушала старших. И знала, что главное – это борьба… Непрекращающаяся… Итак, Магомед сидел с джамаатом и с телками, и похоже было, что они уже пили харам, и телки смеялись, и понятно было, что дамы эти – поведения нетяжелого и против не будут. И все было ништяк, но Аслан подошел к столу и сказал: – Магомед, нам надо поговорить. Магомед повернулся, хлопнул в ладоши: – Братва, это Аслан! Самый честный человек в Махачкале. Он в жизни взяток не брал, клянусь Аллахом. И самый храбрый. Он с ментами был, я по ним из винтовки шмалял, менты попрятались, а он как стоял, так и стоит, за родные слова отвечаю… – Да гонево, – усомнился еще один. У него было вытянутое, лошадиное лицо и короткая бородка без усов, которая его только портила, делая еще длиннее. – Клянусь Аллахом! Ты что, в моей клятве сомневаешься? – Да нет, брат… – Пусть сядет за стол, кишканет! – сказал еще один. – У него, наверное, и денег особо тоже нету, раз такой честный. – Пусть в Ахач-аул [8] валит… – не согласился другой. – Эй, Мага, своим ротом нормально говори, да? – вдруг сухо сказал Магомед. – С гор спустился, так научись себя вести! Рога выключи! – Не обессудь, Магомед, в мыслях не было… – сказал струхнувший парень. – Надо поговорить Магомед показал на стул. – Садись. Ешь. Говори. Это мои братья, у меня от них секретов нет. Аслан сел на стул, ему налили и пододвинули тарелку с мясным, но он не обратил на нее внимания. – Что это было, Магомед? – Ты о чем? – Я о заправке. Зачем это? Ты знаешь, что там один парень в больнице умер? – А, ты за те движения. Это ногайские на нас выскочили, рамсят не по делу. Ништяк, мы их конкретно выстегнули [9]… – Я не про старших, Магомед. Я про тебя. – Ты о чем? Не волоку чо-то. – Помнишь, мы с тобой неоднократно говорили об этом? Говорили о справедливости. О том, как хорошо будет без Русни и навязанных ею правил. О том, как наши народы будут жить по шариату Аллаха и заповедям предков. О том, как закон впервые не будет ломать нас, потому что мы сами напишем его. А теперь – что? – Че? – не понял Магомед. – Что ты делал на заправке? Что вы все делали на заправке? Где там закон? И только не говори мне про шариат! Зайди в больницу, посмотри на лежащих там пацанов. Поговори с матерью, которая потеряла сына из-за этой заправки! – Про шариат не надо, э! – вскинулся один парень. – Тише, Гарик, тише. Ты что хочешь сказать, Аслан? – Впервые, может быть, за несколько сотен лет у нас есть возможность стать самостоятельным государством. Самостоятельным цивилизованным государством, которое уважают в мире. Государством, которое покажет путь к свободе всему остальному Кавказу, а может быть, и не только Кавказу. И что ты делаешь? Что делаете вы все? Вы разъезжаете по городу с палками, со стволами, с канистрами бензина. Это и есть то, к чему ты стремился? Девицы, почувствовав неладное, кто отодвинулся от своих кавалеров, кто и вовсе собралась и тихо испарилась. – А ты к чему стремился, друг? – спросил Магомед. – Мы стремились к свободе. Только мы понимаем ее по-разному. Ты понимаешь свободу как свободу носить ствол. Я понимаю свободу как свободу говорить, что думаю. – Так говори. Кто тебе здесь мешает. – В морду не дадим, э… – хохотнул кто-то. – Послушай сюда, Аслан, – Магомед смотрел ему в глаза, и в них не было ни капли алкогольного дурмана, только простая и ясная сила. – Я, как и ты, в Европе был. Хаваю я всю эту систему. Это хорошо, что мы отложимся от Русни. Пусть все деньги в республике остаются. Каспий наш, там нефть есть, газ есть, все деньги Русня забирала, а сейчас по-другому все будет, отвечаю. Только что – ты думаешь, что здесь кто-то хочет, чтобы было как в Европе? Так, да? |