
Онлайн книга «Умягчение злых сердец»
– Хм… Слово какое красивое для себя придумали – дуэнья. Это ж как надо было запугать ребенка, как ему внушить… Да неужели вы и впрямь ничего не понимаете? Или притворяетесь, что не понимаете? – Вы чудовище, Руфина Леонидовна, уж повторюсь, извините. Настоящее чудовище с дипломом философа. – Ну, тогда нам больше и говорить не о чем, я так полагаю? Кстати, позвольте уточнить у вас одну деталь. Когда мне можно приехать, чтобы начать процедуру оформления наследства? Я ведь у вас какие-то справки должна получить. – Я думаю, вам следует найти для этого доверенное лицо. Самой не с руки будет. – Это почему же? – Трудно заниматься оформлением документов, находясь в местах не столь отдаленных. А у вас, я думаю, есть все основания туда попасть. – Вы… Вы что? Вы меня сейчас пугаете, что ли? – Ну, зачем я вас пугать стану?.. Я говорю как есть. – Да ладно, бросьте! Я ж понимаю, как вам хочется, чтобы последнее слово осталось за вами! Вы только пугать и умеете… Как та сумасшедшая, которая мне названивала… Только она небесной карой пугала, а вы – Уголовным кодексом! – Не поняла… Какая сумасшедшая? Вы ее знаете? – Да откуда? Я беру трубку, а она начинает свою песню – как там Таечка, да что Таечка, да бог за сироту покарает. И откуда она взялась, эта сумасшедшая? Один раз про икону мне что-то принялась толковать, чтобы я Филиппу эту икону дала… Еще название у нее такое странное, я забыла… – «Умягчение злых сердец»… – произнесла Кира, задумчиво потирая щеку ладонью. – Она называется «Умягчение злых сердец»… – Точно! А откуда вы знаете? Хотя какое мне дело. Я в этой ситуации вообще случайное звено. Меня брат просил сироту опекать – я опекала. Девчонка жила, горя-беды не знала. Неблагодарная… И вы мне тут обвинения не двигайте… Все претензии брату предъявляйте. А когда его хоронить будут? – Не знаю. – Да его некому хоронить, кроме меня. Тайка ж не будет. Бедный, бедный Филипп! Жил всю жизнь один и умер – похоронить некому. А наследников, кроме меня, быть не должно. Я наследница, я родство докажу. Тайке вообще ничего не обломится, пусть не надеется даже. Кира вдруг почувствовала, как зашумело в голове от ненависти. Ее было так много, что она сама за себя испугалась – ни одной минуты, ни одной секунды не сможет больше вынести, встанет с места и шагнет к этой бабе, даст волю рукам… Еще одно слово – и не выдержит… Хорошо, что Руфина Леонидовна не произнесла этого рокового слова, занята была прикуриванием очередной сигареты. И потому Кира поднялась, молча и быстро пошла к двери. Потом так же быстро пошла по дорожке, оформленной по краям правильной цветочной композицией. Саша выскочил из машины, открыл перед Кирой дверь. Глянул в лицо, спросил тревожно: – С вами все в порядке, Кира Владимировна? – Да, Саш. – Вы бледная и зубы стучат! Может, воды дать? У меня есть. – Дай воды. И поехали отсюда быстрее. Быстрее… Всю обратную дорогу ехали молча. Кира была очень благодарна этому молчанию. Особенное оно было, теплое и комфортное, разбавленное солнечным ветром, врывающимся в открытое окно. Молчание обнимало за плечи, гладило по голове, шептало на ухо заботливую чушь, успокаивало, убаюкивало. У молчания был голос этого парня, сидящего рядом. Странные ощущения, незнакомые… И уже необходимые. Как она раньше без них жила? Когда подъезжали к городу, в сумке зазвонил телефон. Голос Павла Петровича в трубке показался далеким и чужим: – Стрижак, ты где сейчас? – Из Отрадного возвращаюсь, Павел Петрович. – Из Отрадного? А чего тебя туда понесло? – Я к сестре Рогова ездила. – К сестре Рогова? А зачем? – Просто хотела ее увидеть. Поговорить. – А с ножом этим разобралась? Есть кого привлекать за покушение на убийство? – Некого привлекать, Павел Петрович. В этом деле есть виновные, но это убийство другого рода. – Загадками говоришь, Стрижак! Некогда мне кроссворды разгадывать! Ты давай не мудри. Что, будем закрывать дело? А с ножом, без ножа… Зачем нам лишний висяк, правда? Ну кого мы к этому ножу присобачим? Тем более в заключении черным по белому написано – смерть наступила от сердечной недостаточности. В общем, сама думай, как быть. – Хорошо, Павел Петрович, я подумаю. – Вот и думай… Только недолго и без фанатизма. Я тебе уже другую работенку сосватал… Все, Стрижак. До связи. Пока… Когда въехали в город, Саша спросил, не поворачивая головы: – Теперь куда, Кира Владимировна? – Просто Кира, Саш… Зови меня просто Кира. Поехали к дому Рогова. Когда машина остановилась у ворот, Кира повернулась к Саше, проговорила тихо: – Я пойду с тобой на свидание, Саша. В кафе пойду, на пикник с шашлыками, на озеро Глухое поеду. Куда скажешь. Он улыбнулся, осторожно протянул руку, дотронулся пальцами до ее щеки. Пальцы были теплые и чуть шершавые, от них пахло бензином. – Все будет хорошо, Кира. Все у нас будет хорошо. – И ты будешь летать ко мне на крыльях? – Буду… Я уже лечу, разве ты не чувствуешь? – Да, я чувствую. Но сейчас мне надо работать, Саш… Мне надо идти… – Иди. – А ты съезди, пожалуйста, снова на Пролетарскую, привези сюда Воскобойникову Марию Тимофеевну. Она должна быть дома. – Съезжу, привезу… Иди. – Да, иду. * * * Кира шла по дорожке среди голубых елочек, неся в себе новые ощущения собственной жизни. Они были нежные, неуклюжие и слепые, как вылупившиеся из гнезда птенцы. И страшно было их потревожить, даже дышать было страшно. Подойдя к крыльцу, подумала испуганно – надо спрятать их глубже, ничем себя не выдать. И улыбку робкую тоже спрятать. Собранной надо быть, сосредоточенной. И лучше сразу подняться в спальню, посмотреть, что там Таечка. Как тихо в доме… Каждый шаг слышен. Дверь в спальню распахнута настежь… Таи в комнате не оказалось. И на балконе ее не было. И в гостиной. Заглянула на кухню. Татьяна сидела на стуле к ней спиной, лицом к окну. Кира вошла, спросила тихо: – Вы Таю не видели? Где она? Женщина вздрогнула, развернулась к ней лицом, потом выдохнула, положив руку на грудь: – Ой, как вы меня напугали. А я сижу, задумалась. А Тая вон, среди сосен бродит. Видите, у забора? Кира подошла к окну, всмотрелась. И выдохнула с радостью – Тая была не одна. Даже на большом расстоянии было видно, как крепко держит ее за руку этот парень, Тарас Марычев. Молодец, Тарас Марычев. |