Онлайн книга «Умягчение злых сердец»
|
– Здравствуйте, люди добрые… – улыбнулась старшая Воскобойникова, обведя присутствующих блеклыми голубыми глазами. – Всех вроде знаю, знакомиться ни с кем не надо. – Здравствуйте, Мария Тимофеевна, – быстро поднялась навстречу ей Кира. – Садитесь, пожалуйста, вот сюда, в это кресло. А рюкзак можете снять, с рюкзаком сидеть неудобно. – Да, я сейчас, – повела плечами женщина, освобождаясь от ноши. – Принеси-ка мне воды, Тань… В горле пересохло… – бросила она через плечо дочери. А через десять минут приехали Марычевы. Света шагнула было к Тарасу, но в полушаге остановилась как вкопанная, глядя на Таю. – Понятно… – процедила она сквозь зубы, и Тая опустила голову. Но ладошку из рук Тараса не выдернула, наоборот, их пальцы переплелись еще крепче. – Света, Сева, вы сядьте, пожалуйста. Вон на тот диван, у стены, – тихо распорядилась Кира. – Вдохнула-выдохнула, собралась с духом. – Что ж, все собрались вместе, как в лучших традициях детективного расследования… Тогда начнем, пожалуй? – Ой, в лучших традициях… – прошипела со своего места Света, глядя на нее насмешливо. – Эркюль Пуаро ты наш, ага… Или в кого играешь нынче? В мисс Марпл? – Да, Свет, именно так, в лучших традициях. У нас тут свое убийство в Восточном экспрессе получилось, местного разлива, все к покойному как-то причастны, и все наперегонки себя виновными признают в его смерти. Вот вместе и определим, чья же рука Рогову нож в сердце воткнула. – Ой, так зачем же?.. – ласково проговорила из кресла Мария, подавшись корпусом вперед. – Зачем же вместе-то, уважаемая… Только людей зря собрали… Я ж готова… – К чему вы готовы, Мария Тимофеевна? – чуть опустив веки, тихо спросила Кира, уже заранее зная ответ на этот вопрос. – Так это… В тюрьму идти готова. Вот, я и собралась уже. И оделась как подобает, и котомку сложила. Даже в монастырь успела съездить к сестре Ольге, поговорила, наказ дала. Если в колонии помру, она Сереженьку уследит. Я и деньги все накопленные на ее имя перевела, Татьяне не шибко доверяю, мало ли какое искушение на нее нападет… – Мама, ты что несешь! – яростно зашипела Татьяна, распахнув глаза. И, обернувшись к Кире, захлебнулась торопливым пояснением: – Я вам говорила, она не в себе. Теперь сами смотрите. Зачем надо было ее сюда тащить? – …Так что можете меня прямо отсюда в тюрьму везти, я готова. Это я убила хозяина, – не обращая внимания на дочь, спокойно продолжила Мария. – О господи, мама! – снова взвыла Татьяна. – Да что ж это такое, господи? Не верьте ей, не верьте!.. – Да цыть ты, окаянная! Помолчи! Дай слово сказать! – ударила Мария сухой ручкой о подлокотник кресла. – Не сбивай меня с толку! Татьяна положила руку на грудь, обвела всех отчаянным взглядом, ища поддержки. Хотела было снова заголосить, но Кира глянула на нее упреждающе, проговорила спокойно: – Рассказывайте, Мария Тимофеевна. Успокойтесь и расскажите, как все было… – Так я расскажу, конечно. Давно у меня душа покаяния требует. Но я издалека начну. И не вам буду рассказывать, а ей, – протянула она сухой ковшик ладони в сторону Таи. – Разрешишь мне рассказать-то, девонька милая? – Да, конечно… – тихо прошелестела Тая, опуская глаза. – Ой, страшно мне начинать… Ну да ладно. Все расскажу, как было, ничего не утаю. Я тогда здесь домработницей была, внук у меня болел, Сереженька. Денег хотела заработать. И старалась, на совесть все делала. Только в этом доме совесть, видать, ни в каком обличье не приживается. Видела я, как хозяин в комнату к ребенку шастает, все думала, как бы Насте сказать. А хозяин, он на такие дела чуткий был. Понял, что я все про его подлую греховную душеньку поняла, и денег мне посулил, чтобы я молчала. И я взяла, каюсь. Каюсь перед тобой, Таечка. Одно только и есть мне малое оправдание, что Сереженьку теми деньгами от смерти спасла. Но тебя погубила, выходит. С тех пор и живу с черным грехом на душе, и никак мне не отмолить его. Женщина замолчала, вдохнула с трудом, сухо закашлялась. Протянула дрожащую ладонь к стакану с водой, сделала несколько жадных глотков, потом продолжила тихо: – Мучилась я так, мучилась, а потом сестра Оля и говорит мне – давай, мол, к иконе «Умягчение злых сердец» в паломничество съездим, попросим за умягчение злого сердца… Это ведь какое должно быть сердце у взрослого мужика, чтобы с ребенком такое… Съездили мы в Бачурино, я свою икону там освятила, с тех пор каждый день молилась, чтобы он одумался. И в Отрадное я ездила, на тебя, Таечка, посмотреть. Хоть издалека. Правда, подойти ни разу не решилась, увижу тебя, и ноги будто к земле прирастают. И стыдно было, и боязно. Грех, он и есть грех. – Руфине Леонидовне вы звонили? – спросила Кира, стараясь, чтобы голос звучал без лишней эмоции. – Да, я звонила. Несколько раз. Но разве она услышит?.. У нее душа темная да глухая. За высоким забором живет. Я ведь и в дом к ней приходила, да она мне не открыла. Хотела я перед Таечкой повиниться, а она не открыла. – Почему вы в полицию не обратились, Мария Тимофеевна? Если все знали? – тихо спросила Кира, с тоской глядя в окно. – Так я ж не могу против хозяина. А вдруг бы он Сереженьку порешил? Мол, деньги взяла, но молчания не соблюла. Вон у него какой бандит в охранниках был! Он все может, я знаю. Нет, боялась я, вы уж простите, люди добрые, за Сереженьку боялась. И ты, Таечка, меня прости. Так и живу с тех пор с раздвоенной душой, мучаюсь да молюсь, молюсь да мучаюсь. – Значит, до такой степени измучились, что решились убить Рогова? – снова спросила Кира, не отводя глаз от окна. – А ты не торопи меня, милая. Дай все по порядку рассказать, как было. Не торопи… – Хорошо, рассказывайте. Не буду торопить. – Ага. Спасибо. Ну вот, значит… Узнала я от Татьяны, что Рогов Таечку из Отрадного забрал и к себе в дом привез, что жениться на ней собирается, в Испанию насовсем увезти. Вот я и решила – схожу, поговорю с девочкой. Большая уже. Повинюсь, наконец. Аккурат и случай представился – Татьяне в поликлинику надо было. Ну, я и пошла… Начала возиться на кухне, обед готовить. И все думаю – как бы мне к Таечке подойти. А потом глянула в окно – и сердце обмерло. Ох, как в тот день они парнишонку этого били!.. – указала она глазами на Тараса. – Как ногами его этот упырь пинал!.. Как его, бишь? Все время забываю. Имя еще вострое, как ножик… – Клим… – тихо подсказала матери Татьяна. – Во-во, он самый. Клим этот ногами парнишонку пинает, а Таечка плачет, бьется птицей в руках у хозяина! Потом он, изверг, сграбастал ее, в дом потащил. А она все плачет, плачет… И сразу мне понятно стало, каково ей живется-то. Сижу на кухне, ни жива ни мертва. Чувствую, зашевелился во мне грех с новой силой, поняла я, что не отмолила его злого сердца. Какое оно было у Рогова, такое и осталось. Так и сидела до темноты. В гостиную выглянула – он примостился на диванчике, вроде уснул. А я всю ночь просидела, проплакала, под утро думаю – нет, не могу больше… Столько лет в себе несу… Не могу, и все. И как-то уже не думалось… Взяла я ножик, самый вострый из всех, подошла к дивану, размахнулась да ударила в сердце. Он даже и не вскрикнул… Сразу, видать, убила, одним махом. Вот и весь мой, стало быть, рассказ. |