Онлайн книга «Над пропастью не ржи!»
|
– Можете пройти, она вышла из наркоза, но ненадолго… – сказал кто-то, и Ефросинья сильно зажмурила глаза. Она не хотела никого ни видеть, ни слышать, а хотела оставаться таким вот «ежиком в тумане», потому что только в этом состоянии в последнее время ей не грозило никакое вмешательство извне. Но долго притворяться она не могла, потому что чьи-то пальцы начали трогать ее лоб и щеки. Она резко открыла глаза и снова чуть не ослепла от света и белого фона. Над ней склонились трое мужчин. Белое, как мел, лицо Владислава, не менее бледное лицо неизвестного ей мужчины и единственное радующее глаз красочное пятно – оплывшее лицо Вацлава. – Господи, дорогая! – склонился к ней Влад, обнимая и не сдерживая своих эмоций и чувств. – Ну, ты даешь… – почесал затылок Вацлав. – Простите меня, а? – сказал мужчина, доселе Фросе неизвестный. – За что? – почему-то зацепилась она именно за его фразу. Мужчина вдруг задрожал всем телом, и страшная догадка накрыла Ефросинью с головой. – Вы фок… фок-к-кус-ник? – Да. Но я не достану кролика из шляпы, чтобы развеселить вас, я вообще больше ничего не могу! – Мужчина закрыл трясущимися руками свое лицо и зарыдал. Он был высок, красив и солиден по возрасту, и этого ну никто от него не ожидал. Ефросинья даже растерялась. – Да ладно, что вы так убиваетесь? Хотя, конечно, руки бы вам стоило поотрубать! – Ты сама как? – шумно высморкался полицейский. – Не знаю, только в себя пришла. Наверное, вы больше знаете. Я вообще надеялась, что мне привиделся или приснился кошмар. – Нет, к сожалению, – взял ее за руку Владислав. И пояснил: – Нож вошел тебе в бедро и повредил важный сосуд. Началось жуткое кровотечение, а ты все вертелась на этом чертовом колесе, все крутилась… – Забрызгивая всех кровью, как фонтанчик водой в саду, – встрял Вацлав. Закрыл глаза платком, в который только что высморкался, и затрясся. Фрося сначала решила, что помощник комиссара тоже заплакал, и еще было подумала: «С чего бы?» Но быстро поняла, что он всего лишь смеется над собственной дурацкой шуткой. Вернее, изо всех сил сдерживает смех. – Что вы себе позволяете? – возмутилась она. – Прости. Меня там не было, но я представил себе все происшедшее так красочно… Ой, не могу! Все! Все! Извини… – Лезвие пронзило твою ногу насквозь, как масло, и воткнулось в дерево колеса, – продолжил Влад, с укоризной глядя на полицейского. – Нож даже не сразу вытащили. Хорошо, что кость не задета! – Они у меня очень острые… – задумчиво покачал головой фокусник. «Просто театр абсурда, – решила про себя Ефросинья. – Один смеется, что женщину чуть не убило. Другой рыдает, как дитя. А третий рассказывает, смакуя подробности ее членовредительства, как глубоко вошло в нее лезвие. Наверное, чтобы подбодрить?» – Так что с тобой все хорошо. Только кровопотеря была большой, поэтому ты будешь слаба некоторое время, – закончил мысль Владислав. – Дело не в этом! Почему ты не рассказываешь самого главного? – взвизгнул фокусник. – Не говоришь, что я не виноват? Дело в том, что я работаю с ножами с четырех лет, а сейчас мне сорок четыре. Сорок лет практики! Это – сила! – Я почувствовала, – согласилась Ефросинья. – Силу, я имею в виду… – Я могу их метать с закрытыми глазами! Никогда в жизни не попадал в живого человека! Вообще я всегда брал «подсадную утку». – Чего же на этот раз пристал к Фросе? – не выдержал Владислав. – Да не знаю я ее! Понимаете, не знаю! Я брал человека с определенного места, а Фрося сидела на нем. Вот я и решил, что мои помощники договорились именно с ней. Еще подумал, как она очень достоверно сопротивляется, – брызгал слюной, пытаясь объяснить фокусник. – Даже если и так. Что это меняет? То есть в другого человека можно втыкать ножи, что ли? Или ваши «подсадные утки» привыкли к членовредительству? – Да нет же! Повторяю: мне все равно, кто стоит в колесе, я не попадаю в людей! Вацлав, да объясните же ей! Я не виноват! – Он, правда, не виноват, – кивнул полицейский. – Дело в том, что ножи отдали на экспертизу, и было получено четкое заключение: все лезвия слегка погнуты, поэтому произошло смещение центра тяжести. – То есть нарочно? – спросила Фрося. – Наверное. И тут фокусник снова заголосил: – Ясно, что кто-то сделал это нарочно! Ведь мои ножи – специальный и очень точный инструмент. Я никогда не доверял их никому, чистил и точил сам, о чем все в цирке знали, и никто не прикасался к ним! А тут все ножи погнуты, все! И первый же полетел в вас! Простите меня, Фрося! – Ладно, ладно, – поморщилась та. – Только не начинайте опять рыдать и стенать, а то у меня голова разламывается. – Кто-то намеренно хотел подставить меня! – все равно продолжал заламывать руки фокусник. – Никто тебя не привлечет к ответственности, – успокаивал его Вацлав, – ты не виноват, экспертиза подтвердила вмешательство извне. – Так я все равно уничтожен! Я теперь и нормальные ножи не смогу метнуть! У меня психологическая травма, и руки трясутся! – Показывайте другие фокусы, – посоветовала Ефросинья. – Метание ножей – мой коронный номер! Самый оглушительный успех у зрителей! Сорок лет практики, и все… – Фокусник выглядел, словно обиженный ребенок. – У меня будут претензии, но не к вам. – Фрося покосилась на свою забинтованную ногу. – К директору шапито-убийцы. Он специально устроил меня на место «подсадной утки»? Все его безудержный юмор? Хотел, чтобы мне пощекотали нервы? Я уже достаточно пострадала в этом городе! Вацлав открыл пакет с соком, который принесли Фросе, и жадно припал к нему. – Я уже поговорил с ним, он сейчас с сердечным приступом в больнице. Клянется, что вел вас на вип-места для приглашенных зрителей. Его отвлекли, он крикнул, чтобы его гостей посадили именно туда. А вот почему кто-то отвел вас на подсадное место, Горохов понятия не имеет. Может, вы помните, кто это был? – Полицейский внимательно посмотрел на друга и раненую. Владислав сразу же отрицательно покачал головой. – За кулисами такая суета была, суматоха… – Точно. К тому же все были в гриме и ряженые. То ли шут, то ли скоморох. Быстро показал нам на те места и исчез, – подтвердила Ефросинья. – Не опознаешь? – Нет. – Кто в цирке бегает в наряде шута? – обратился Вацлав к тихо стонущему фокуснику. – Понятия не имею! – А ты поднапряги память-то, хватит думать только о себе, любимом, – взбодрил его помощник комиссара и тоскливым взглядом обвел палату. |