Онлайн книга «К другому берегу»
|
Они отошли, и дама смогла выдохнуть. Постояла, приходя в себя, и вдруг на ровном месте оступилась – у нее ни с того ни с его сломался высокий каблук. – Валерия на самом деле меня ищет? Или ты соврала? – Соврала. – Тогда пойдем-ка… И Лёшка быстро потащил Марину за собой. – Куда ты? Лёша? Они вышли в коридор, Леший приоткрыл одну дверь, вторую – и втащил ее в полутемную комнату, оказавшуюся не то библиотекой, не то кабинетом. Втащил и тут же поцеловал, да так, что Марина задохнулась от силы его неистового желания. Лёшка прислонил ее к дверце книжного шкафа и стал тискать, чуть не рыча от вожделения, – Марине что-то больно впилось в спину, она напряглась, и тут движение Лёшкиной руки по ее бедру обрушило лавину воспоминаний: Татьянин день, лестница, Дымарик! Она резко оттолкнула Лешего и отгородилась от него – теперь он не мог даже дотронуться и тяжело дышал, опираясь руками о шкаф. – Марин, ну пожалуйста! – Я не хочу здесь. Остынь. Давай уедем домой. Леший отстранился. Помолчал. Потом мрачно ответил: – Хорошо. Они попрощались, но Валерия сразу заметила: что-то не так. Она попыталась было узнать по-своему, Марина это почувствовала и так резко закрылась, что сама изумилась: это получилось у нее впервые. Валерия отступила, чуть улыбнувшись: надо же, научилась! В такси ехали молча, и Марина опять вспомнила Дымарика, так что стало совсем тошно. Ближе к дому Леший не выдержал: – Марин, ну прости меня! – Да за что? Я сама тебя спровоцировала. – Тоска наполняла ее до краев, как вино наполняет сосуд – кисло-горькое, черное вино прошлого. Переодеваясь, Лёшка вздохнул: – Эх, зря ты не захотела! Такой кайф мне обломала… – Кайф?! – Она так взвилась, что сама собой разбилась та синяя вазочка, которую давеча писал Леший, а он вздрогнул и попятился: – Марин, ты что? Вот кошка сумасшедшая… – Кайф я ему обломала! Тебе понравилось, да? А мне не нравится! Я не хочу больше так! Чтобы меня, как последнюю шлюху, прижимали по темным углам! Леший нахмурился – Марина чувствовала его подступающий гнев, но не боялась. – Что значит – больше не хочешь? Что это значит – как последнюю шлюху? Ты что имеешь в виду? – То и значит. – Ты мне говорила, что никогда никого и ничего. – Я тебе правду говорила. Один Дымарик. И где мы с ним могли… встречаться? Как ты думаешь? Как раз по темным углам! Он был большим любителем экстремального секса! И наплевать, что мне стыдно и неприятно! А я, такая дура, на все соглашалась. Не дай бог, бросит! – Марина задыхалась от ярости. – Ты знаешь, что он сделал со мной? Знаешь? Татьянин день помнишь? Когда мы с тобой пели? Я же… Я же просто отдалась тебе в этом пении! А знаешь, что было, когда мы с ним ушли? Когда мне пришлось с ним уйти? Я стояла, ждала – а ты! А ты голову опустил – иди, мол! – Марин… – Марин! Он меня изнасиловал, там же, на лестнице! Я… вся тобой полна была, а он… Леший стиснул кулаки – вспышкой у него в мозгу мелькнули два видения: Марина с Дымариком у решетки и Марина, летящая бегом по лестнице в брызгах рассыпающихся жемчугов. – Если б я только знал! Убил бы! – Я видеть его не могла! Знать его не хотела! А он… Он преследовал меня, он плакал, умолял, в ногах валялся! – Дымарик? – Дымарик! На коленях ползал, ноги мне целовал! Маму на свою сторону перетянул. Как я мечтала о тебе, господи! Ночей не спала… – Марин, ну не надо! – А потом подумала: раз уж мы с тобой не можем… Пусть, что ли, он будет счастлив. Все равно жизни нет. А в Суханове – опять ты. Леший хотел было обнять, но Марина не далась: – Кайф, говоришь, тебе обломала? Теперь ты знаешь, каково мне было тогда, под липой! Впервые в жизни! Я думала, с ума сойду! С ним никогда… даже близко такого не чувствовала, вообще думала, что… не дано мне. Я сразу уехать хотела от него, ты веришь? Но… и правда, как с ума сошла. А он… А он… Марина закрыла лицо руками и бормотала, словно в горячке: – Он воспользовался! А я даже не понимала, с кем я! Все перемешалось в голове! Мне казалось, кожа обуглится от желания – так тебя хотела! Я имя твое кричала, когда он… Марина не плакала, но тряслась, как в ознобе, и Леший все-таки обнял ее. – Я утопиться хотела… – Господи! – Как я Вадима ненавидела! Ненавидела – и спала с ним. Мама заболела, он столько помогал, приходил, опять плакал, умолял. А мне все равно уже было. Все равно… раз я тебя не достойна. Так мне и надо! Ненавидела… и убила его… своей ненавистью. – Ну что ты такое говоришь! Просто сердце мне разрываешь! – Я не хотела… не хотела никогда тебе рассказывать, не хотела! Мне стыдно было. Боже, так стыдно. Я боялась. Думала: вот ты узнаешь и… не захочешь с такой женщиной жить… и уйдешь! – Перестань! – Теперь ты знаешь! Если ты и правда… не захочешь… я пойму. Правда, я теперь справлюсь… я… – Замолчи. Сейчас же. Алексей так сильно прижал ее к себе, что Марина почти не могла дышать. Они оба долго молчали. Наконец Леший с трудом выговорил: – Это я во всем виноват. – Ну чем же ты-то виноват, что ты?! – Всем. Я струсил, Марин. Понимаешь? Ведь все было ясно еще тогда, на выставке. А я… – Но ты же не мог! У тебя ребенок! – Ну да. Только теперь мне кажется, я Риткой просто прикрывался. Такая ситуация ужасная, безвыходная. Ах, я бедный-несчастный! Упивался своими страданиями, пока ты… Да если бы я хоть раз со Стелкой попытался по-человечески поговорить! Может, все и разрулилось бы как-нибудь. А я струсил. Испугался. Потому что знал: то, что у нас с тобой, – очень серьезно. И навсегда. А это страшно. – Да, страшно… – Как будто идешь и видишь – самородок. Большой, очень ценный, но тяжелый. А нести его придется всю жизнь. Куда проще: набрал горсть мелких камушков, надоело – выбросил. – Это я, что ли, самородок? – Это наша с тобой любовь. Если ты меня, конечно, любишь. – Ты что? Ты сомневаешься? – А ты ни разу этого не сказала, между прочим! – Ну и неправда! – Словами – не сказала. – А тебе обязательно надо словами? – Обязательно! Тебе же надо было! И мне. – Лёшечка, ты потерпи еще чуть-чуть. У меня пока не выговаривается… словами. Страшно – ты же сам сказал! – Чего ж тут страшного, сказать? Когда уже и так все есть? |