Онлайн книга «К другому берегу»
|
– Как ты? Не укачало, ничего? – Нет. Ты представляешь, а я и забыла, как меня укачивало. Нормально доехала – и на поезде, и в автобусе, и на катере, надо же! – Смотри ты! – Лёш, а тебе отец Арсений привет передавал, я забыла. – А, виделись? – Да. – Как он тебе показался? – Он… он такой же, как я, представляешь? – То-то я чувствовал – необычный, не как все. Я ведь попов-то этих навидался – много иконостасов по храмам реставрировал, все бесплатно, правда, норовили. Арсений… он думающий. Я ему стал было жаловаться на что-то церковное, уж и не помню. А он мне такую притчу рассказал. Когда человек был еще ребенком, бабушка всегда говорила ему: «Внучек, вот вырастешь большой, станет тебе на душе плохо, иди в храм, там легче станет». Вырос человек, и стало ему жить как-то совсем невыносимо – вспомнил он совет бабушки и пошёл в храм. И тут к нему подходит кто-то: «Не так руки держишь». Другой подбегает: «Не там стоишь». Третий ворчит: «Не так одет». Сзади одёргивают: «Неправильно крестишься». Еще кто-то говорит ему: «Вы бы купили сначала книжку, прочитали, как себя в храме вести надо, потом бы и заходили». Вышел человек из храма, сел на скамейку и горько заплакал. И вдруг слышит он голос: «Что ты, дитя моё, плачешь?» Поднял человек своё заплаканное лицо и увидел Христа. Говорит: «Господи! Меня в храм не пускают!» Обнял его Иисус: «Не плачь, они и меня давно туда не пускают». – Надо же! – Представляешь? Священник – и такое рассказывает. Правда, выпили мы с ним. Марин, слушай, что мне сказали-то: Полунино сгорело! – Все Полунино? И дом Макеева?! – Все, подчистую! – Отчего, неизвестно? – Отчего! Все от того же! Витя Легкие Ножки спалил! Пастух, помнишь? Напился и… – Жалко. – Еще бы не жалко. – Лёш, а сходим туда? – Куда, в Полунино? Зачем? – Посмотреть. – Да зачем? – Не знаю… – Вот ёжь твою медь! А? – Лёшечка, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пожалуйста в шоколаде с бантиком! – А-а, ладно. Сейчас передохнем, сходим. – Ты мой зайчик! – Зайчик! Я тебе покажу зайчика! Ох, дождешься ты у меня! Нет, это надо – только ногу на берег поставили, ей в Полунино надо, а? Зачем? Пепелище смотреть? Так и ворчал всю дорогу. Пришли – да-а… пепелище. Макеевского дома остатки только по печи и опознали – изразцы все потрескались… труба торчит… – Ну?! И что тебе тут надо? – Лёшечка, ангел, постой, я быстро, я сейчас, я мухой! – Мухой! – Мне бы палку какую-нибудь… Нашел ей палку, а самому уже интересно стало: и что Маринке приспичило? – Ты осторожней там лазай, слышишь. Там стёкла и мало ли что. – Я осторожно… И пошла там ходить, палкой ковыряться. Нагнулась, подняла что-то, в платок ссыпала – пепел? Потом опять пошла – а палку, как миноискатель держит! Покружила и присела – он аж на цыпочки привстал: что там, что? – Смотри! Я знала, что-нибудь да найду! – Что это? – Медальон! И правда, цепочка с медальоном, оборванная. Марина потерла, она и засияла. – Золото?! – Наверное… – Как ты узнала? – Да я и не знала. Смотри! Открыла плоский медальон-сердечко, а там – маленькая фотография, старая, коричневая, мутная – но еще видно тонкое юношеское лицо с усиками… – Это он! – Француз? Надо же! Пошли было обратно, Лёшка вдруг остановился: подожди-ка… – Что ты? – Сейчас! Полез в карман, блокнот достал, карандаш начал рисовать! Руины, печь с трубой. Нет, ты подумай! Идти не хотел, а теперь – пожалуйста! – Зачем тебе? – Ты что, живописно! Шли обратно – Алексей все озирался по сторонам: как-то жутковато было. Казалось, что окоем сузился – лес придвинулся, тучи нависли. Нет, правда: вон тот ржавый остов комбайна, от него до первых деревьев метров сто было. А сейчас… К ночи Леший вдруг вспомнил: – Смотри-ка, а кошка так и не объявилась. Раньше всегда приходила, не сразу, но приходила. – А я думала, может, забрать ее с собой? Или не захочет? – Да как ее довезешь, ты что! – А в корзинке? Сверху – тряпочкой завязать! И дышать можно, и в дырочки смотреть… – Ага, так она и станет тебе в дырочки смотреть! Марин, ну ты только представь – катер, автобус, поезд, метро. Да она от страха сдохнет по дороге. – Жалко. Такая кошка смешная. Мне ее не хватало. – Да мне тоже жалко, а что делать. Она раньше так переживала, когда я уезжал, – провожала, бежала за мной до воды. Когда возвращался, она первые дни все время бегала проверять – здесь я или нет. А потом я стал ее к тете Маше относить, и она поняла: раз в тот дом несут, значит, хозяина долго не будет. И мисочку ее убирал. Если ненадолго куда уходил, оставлял, чтобы знала – скоро буду. – Надо же, какие у вас сложные отношения! – Что ты! Утром Марина уговорила Лешего сходить к реке. Было холодно, ветер гнал облака – изредка выглядывало солнце и показывался вдруг кусочек пронзительно синего неба. Снег кое-где лежал, не таял. Надо же, тут совсем еще зима! – Лёш… – Наверх хочешь, на гору эту чертову. К омуту! – Пожалуйста! – Ну, пойдем. – А потом к тете Маше, да? – Да, правда. – Только я одна, хорошо? – Марин! – Лёшечка, ничего не будет плохого, ничего! Я клянусь тебе! Только вздохнул. Мрачно смотрел, как подошла она к краю, постояла, потом достала что-то из кармана и, размахнувшись, бросила в воду – Леший догадался: медальон из Макеевского дома! И пепел в воду высыпала из бумажного кулечка! Покачал головой: «Надо же, что придумала!» Марина опустилась на колени и поклонилась в землю. Леший понял – благодарит, и тоже прошептал, неведомо к кому обращаясь: «Спасибо! Спасибо, что отпустили нас!» Марина поднялась и замерла, запрокинув голову вверх. Леший тоже посмотрел на небо – редкие снежинки опускались на лицо, обжигая холодом и тая. Среди туч образовался просвет и показался на секунду маленький, еле видный кусочек радуги – разноцветное туманное пятно на серых облаках. А потом вдруг такой синевой, таким светом плеснуло из этого просвета – Лешему даже вдруг показалось, что фигурка Марины с поднятыми вверх руками, освещенная ярким лучом… взлетела! Взлетела – невысоко – и зависла в воздухе на пару секунд. |