Онлайн книга «Плохая хорошая девочка»
* * * Милиционер опять целый день ничего не ел, и опять ему вроде бы стало полегче. Новое объяснение, которое теперь вдруг пришло Ростовскому в голову — насчет девушки, — было несколько странным… Но оно все равно пришло Юре в голову! «Это не Эмма, — думал он, лежа у костра, укрытый двумя одеялами. — Что, если это сама Элла?!» В конце концов, они так и не обнаружили ее трупа, в отличие от захороненного тела Нинель Звездинской. Конечно, дневник Эллы Фишкис обрывается буквально на полуслове. Но тем не менее его автор вовсе нигде не утверждает, что ей грозит какая-то опасность. Поэтому… Откуда, собственно, известно, что Элла погибла? А если нет? Что, если появляется именно она? Тогда почему она прежде не давала о себе знать? Да и сейчас, прямо скажем, девушка не проявляет особой общительности. Может, она боится? Петухов ее напугал, и, возможно, она теперь думает, что новая компания, появившаяся в Прекрасной долине, — это люди Петухова. Но она же видит, если следит украдкой за ними откуда-то из укрытия, что здесь профессор Горчицкий, ее родственник! Значит, получается, что она боится и его? Да нет… Вот этого не может быть. Но, возможно, с Эллой происходит что-то другое? Что? Не важно — что… Всего сразу не объяснишь. Что-то, из-за чего она упорно сторонится появившихся в Прекрасной долине людей и избегает их общества. Кстати, если она боится его, Ростовского, то не без оснований. Ну да и ладно. Ну и пусть бродит! В конце концов, Ростовский может попросту не обращать на это обстоятельство никакого внимания. Эмма — или Элла! — сама перешла добровольно в разряд призраков. Кто поверит теперь, что она жива? Летчик, наглотавшийся дыма из кальяна? Главное, Юре самому теперь выздороветь, поправиться. Однако голова у Ростовского опять начала болеть. Причем все сильнее и сильнее. «А что, если это не Эмма? — вдруг подумал он. — И не Элла? А что, если вообще это все — наваждение от начала до конца? Все, что с ним, Юрой, происходит». Что там было в начале его приключений? Было странное существо, обнаруженное в шестьдесят девятой квартире… А может, никакое не странное? Что, если это был просто потерявший человеческий облик обыкновенный бомж? И это и был «товар», которого ожидал заказчик? А вся эта история с Прекрасной долиной — вдруг только наваждение? Что, если летчик Воробьев просто сумасшедший старик? И не было никакого землетрясения, никакого города Гаима? И, стало быть, никаких «существ», никаких «муму»? А сам Юра просто кратковременно помешался, поверив во весь этот, как говаривали в старину, «морок»? Или вдруг это… Проводки на голове, как писала Элла? Коечка? Муж-нейробиолог? * * * Он уже больше не мог подняться. Юра Ростовский лежал у костра, тяжело укрытый одеялами, сотрясаемый ознобом, и чувствовал себя совершенно бессильным. Казалось, что даже рукой ему не пошевелить… А профессор как ни в чем не бывало, почти не обращая на него внимания, сидел поодаль и давил ложкой в эмалированной кружке какие-то странные красные ягоды. — Что это вы делаете? Что это за ягоды? — прошептал растрескавшимися губами Ростовский. Кожа на них лопалась и кровоточила при малейшей попытке произнести слово. — Зачем вы добавляете эти ягоды в свою еду, профессор? Не спеша отхлебнув из чашки, Горчицкий оглянулся: — Как плохо, что вы так несведущи в ботанике, Юрочка, — заметил он. — Вас действительно интересует, что это за растение? Отвечаю… Это Cordia quarensis. — Как? — Видите ли, эти ягоды — сильнодействующее рвотное средство. Их едят, чтобы стошнило. Знаете, когда охотники на африканских львов-людоедов разбрасывают приманку — свежее мясо, отравленное стрихнином, львы потом, после такой трапезы, находят кусты Cordia quarensis и наедаются этих ягод. И тогда их желудок исторгает все содержимое вместе с этой отравой. — Не понимаю… — А напрасно! Я регулярно ем ягоды Cordia quarensis после наших с вами совместных трапез, Юрочка. Чтобы желудок опорожнялся. Понимаете, голубчик? — Нет. — Что ж тут непонятного?! Я ем эти ягоды, а вы — нет. Поэтому я жив, а вы, Юрочка, скоро умрете. Ведь ваш желудок не исторгал регулярно отравленную пищу. Вы не так умны, как львы-людоеды или, скажем, как я, ваш покорный слуга. Потому вы и умрете. — Что вы такое говорите, профессор? — прошептал окровавленными губами Юра. — Помните, я вам рассказывал про шофера в экспедиции? Болтуна и балагура? Помните, Юрочка? — Да… — Так вот это и был Василий Петухов. Понимаете? — Нет… — А ведь это очень просто. Младший Петухов работал шофером у меня в экспедиции… А шоферы, как я вам уже говорил, обычно очень болтливы. И мой Василий все шутки шутил, как я вам уже рассказывал. Припоминаете, Юрочка? — Припоминаю. — А однажды Василий Петухов и говорит мне: «Ну что это у вас за экспедиция, профессор?! Ерунда… Вот мне мой дядя, летчик Петухов, та-акое рассказывал!» И я, Юрочка, очень внимательно выслушал тогда Васю Петухова. — Ах, вот оно что… — Помните, я говорил вам о своих изысканиях, Юрочка? О том, как я пришел к выводу, что Прекрасная долина существует? — Да. — Так вот. Это действительно так. Но это случилось отнюдь не тогда, когда вы принесли мне для консультации дневник Эллы. Это случилось много раньше. Я еще до вашего появления в музее открыл Прекрасную долину, понимаете? Это я открыл ее! Я ее заново открыл! Только теперь Юра наконец все понял. — Так, значит, взрывчатка на летном поле — это ваших рук дело? — догадался Юра. Профессор только самодовольно хмыкнул. — Одуванчик вы наш! А кто бы мог подумать! Как прикидывались-то. Совсем ведь вроде, старый вы лис, выглядели тогда больным! Старым и немощным! А сами тем временем — взрывчатку под самолет! А я-то дурак! Лучше бы нас тогда подорвало, — прошептал Ростовский, морщась от нестерпимой боли. — Ну уж как получилось, так получилось. Извините! Как говорится, загад не бывает богат. — А я ведь было подумал тогда перед отлетом в долину: помираете вы! — Не дождетесь! — хихикнул Горчицкий. — Не дождетесь! И это уже не фраза из анекдота. Это уже правда, Юрочка. Даже если мне суждено еще недолго протянуть, вы-то уже этого точно не дождетесь. Потому что вы-то — раньше! Понимаете? Вы-то, Юрочка, умираете уже сейчас. А я еще немного потешусь. |