Книга Величайшая любовь, страница 64 – Кэтрин Кингсли

– Ах, Николас…

– Да-да, я слушаю тебя, дорогая.

– Ты хочешь, чтобы я сняла всю одежду?

– Ну, если только ты не собираешься спать в этом симпатичном платье.

– Но почему я должна полностью раздеться?

– Потому что я хочу обнимать тебя и ласкать. Тебе это понравится.

– Понравится?..

– Да, несомненно. Поверь мне, любимая. Мы ведь должны с чего-то начать, не так ли? Я не смогу убить тролля, если у меня будут связаны руки.

Джорджия невольно вздохнула. Ее никто не видел обнаженной, кроме матери, но если Николас просил… Тут он подошел к ней и расстегнул застежки у нее на спине, потом помог снять платье, так что она осталась в одной лишь нижней юбке. Щеки Джорджии запылали, и она, скрестив руки и прикрывая груди, поспешила к кровати. Лишь забравшись под одеяло, она сняла юбку. После чего повернулась на бок и крепко зажмурила глаза.

Николас негромко хохотнул. Отдернув ближайшую к постели занавеску – спальня тотчас заполнилась лунным светом, – он погасил свечи и присоединился к жене.

Джорджия почувствовала, как просел матрас под его весом, а потом ощутила его руку у себя на плече.

– Джорджия, дорогая, – смешок все еще звучал в его голосе, – теперь ты можешь показаться мне. Ведь я – все-таки твой муж.

Она перевернулась на спину и, натянув одеяло до подбородка, с робкой улыбкой пробормотала:

– Я это знаю.

– Умница. А теперь немного опусти одеяло. Я абсолютно ничего не вижу, клянусь. Пять минут назад я видел гораздо больше, чем сейчас.

Джорджия чуть опустила одеяло, а Николас, опершись на локоть, наблюдал за ней.

– Дорогая, еще ниже…

– Николас, я чувствую себя очень глупо.

– Это не имеет значения. Главное – ты должна мне доверять.

– Но раньше я никогда не бывала обнаженной перед мужчиной.

– Раньше ты многого не делала, и в этом нет абсолютно ничего страшного. Вот скажи, что изменилось во мне в тот момент, когда я снял одежду? Ведь я точно такой же, каким был раньше, верно?

– Но я чувствую себя… очень раздетой.

Николас хмыкнул и проговорил:

– Джорджия, расслабься. Я тебя не съем, я просто хочу поговорить с тобой.

– О чем?

– Начнем с того, что я плохо себе представляю, что могла рассказать тебе миссис Провост о супружеской жизни. Может, ты раскроешь мне эту тайну?

– Я уже все рассказала. Она говорила, что обязанность жены – уступать мужу, когда он только пожелает.

– Она не вдавалась в подробности?

– Вообще-то нет. Правда, она сказала, что будет больно, но такова участь женщины – терпеть боль и не жаловаться. И еще сказала, что я должна закрыть глаза и молиться.

– Звучит просто ужасно… Интересно, следовала ли она своему собственному совету?

– Этого я не знаю, – ответила Джорджия со вздохом, неприязненно скривив губы. – Я вообще не могу представить миссис Провост в такой ситуации. Может быть, поэтому викарий и пытался приставать ко мне.

– Я прекрасно понимаю, почему викарий приставал к тебе. И с тех пор ты не слишком высокого мнения о мужчинах, верно?

– О тебе, Николас, я очень высокого мнения.

– Вероятно, потому, что я не приставал к тебе. Хотя один поцелуй все-таки был.

– Да, верно. Но это был очень приятный поцелуй. До этого поцелуи вызывали у меня лишь отвращение.

– Теперь я понимаю, почему в самом начале нашего знакомства ты совершенно не была расположена к поцелуям. Наверное, у тебя имелись на то основания. Ведь далеко не все владеют этим искусством. Некоторые мужчины обмусоливают свою возлюбленную, другие же целуют так, словно жуют кусок сырого мяса.

Джорджия рассмеялась.

– Ох, Николас, какое отвратительное сравнение!

– Зато верное. Так вот, поцелуй – это на самом деле чувственное искусство, требующее особого подхода. Скажи, а Багги тебя целовал?

– Да, целовал. Засовывал язык мне в горло, так что я кашляла и задыхалась.

Николаса передернуло от этого ответа.

– Звучит чрезвычайно неприятно. Да и само имя Багги звучит крайне неприятно. Но я рад, что тебе понравился мой поцелуй.

– О, твой поцелуй – это совсем другое… С тобой я чувствую себя удивительно.

– Удивительно? В каком смысле удивительно?

Джорджия задумалась.

– Ну… когда ты целовал меня, я ощущала жар и слабость.

– О, любимая! Ты говоришь так, словно мои поцелуи вызывают у тебя инфлюэнцу, а не удовольствие.

– Я действительно подумала вначале, что это похоже на инфлюэнцу. – Джорджия улыбнулась, прикоснувшись пальцем к его губам.

– Не впервые ты принимаешь страсть за болезнь, – пробормотал Николас, отводя ее руку.

– Страсть?.. – удивилась Джорджия. – Ты в этом уверен?

– Да, вполне.

– Как странно…

– Напротив, это совершенно естественно. Именно так и должно быть.

– Но почему, Николас? – Джорджия была явно озадачена его словами. – Почему надо испытывать головокружение и жар во время поцелуя? Да, человеку, конечно же, приятно в такой момент, но головокружение… Это очень отвлекает.

В глазах Николаса заплясали веселые искорки, и Джорджия, нахмурившись, пробурчала:

– Зачем что-то тебе объяснять, если ты постоянно смеешься надо мной? Я не глупая, Николас.

– Конечно же, нет, милая. Ты просто неопытная.

– Не думаю, что ты можешь считать меня такой. Ведь ты мужчина, а я женщина.

– Совершенно верно, – кивнул Николас, с трудом удерживаясь от улыбки.

– И ты переживаешь все по-другому, – продолжала Джорджия. – Поэтому и не знаешь, что чувствует женщина в моем положении.

– Да, не знаю, но вполне могу представить.

– Тогда зачем делать такое с женщиной, которую ты любишь? – проговорила Джорджия с отчаянием в голосе. – Да, я понимаю, супруги должны иметь детей, но… Почему это должно происходить именно так – грубо и даже жестоко?!

Николас резко приподнялся и повернулся к жене.

– Именно это я и пытаюсь тебе объяснить, моя милая. Любовь не имеет права быть жестокой – ни в коем случае. Твой Багги, конечно же, не любил тебя, иначе не причинял бы тебе боль, не истязал бы… Но посмотри на меня. Неужели ты думаешь, что я способен обойтись с тобой подобным образом? Неужели ты думаешь, что я смогу лгать тебе, чтобы завоевать твое доверие, и после этого стану с упоением терзать твое тело ради собственного удовольствия? Соитие любящих должно превратиться в прекрасный жизненный опыт. – Николас словно в досаде взъерошил волосы, потом протянул к жене руку. – Вот, почувствуй… – Он приложил ее ладонь к своей груди.