
Онлайн книга «Страница номер шесть. Член общества, или Голодное время. Грачи улетели»
– Я? В замок? (Подумал: ха-ха.) А про Альпы он вам не рассказывал? А о походе в Швейцарию? – Вы ходили в поход? В Швейцарию? – Через Альпы. Он вам не рассказывал? – Нет, он только о замке говорил. Я не знаю, чем он там занимался. Теоретизировал. – Удивительный человек, – сказал Чибирев. – Поразительный человек. – Расскажите, Борис Петрович, мне интересно. – О нет, эта история длинная. И потом, пожалуйста, не называйте меня по отчеству. – Тогда снимите галстук. Он снял, свернул трубочкой, засунул во внутренний карман пиджака и ощутил себя голым. – Улет. У вас такой вид отчаянный. Недаром в вас все учительницы влюблены. Галстук давил в кармане на грудь слева – Борис Петрович стал слышать, как тюкает сердце. – Никто в меня не влюблен. (Честно подумал: наоборот!) – Ну, мне-то вы не рассказывайте, – сказала Вика. Подумал: с другой стороны, в кого же еще влюбляться? Один мужчина на всю школу. ...Первый Гражданин пододвинул высокий стул к микрофону (такие иногда устанавливаются перед стойкой в баре), сел на него (другой бы, менее высокорослый, на него бы вскарабкался), ударил по струнам гитары и запел песню с рефреном «Наши лица умерли». ...Некий литератор подошел к микрофону, чтобы сделать, как он сказал, заявление. Прозвучал призыв ко всем гражданам Петербурга ехать в Крым и покупать земельные участки под Феодосией. Есть там гора, на которой раскинулся садоводческий кооператив бывших военных. Дома продаются за бесценок, можно за двести-триста долларов купить земельный участок и дачный домишко с видом на море. Многие петербургские литераторы и театральные деятели уже обосновались на той горе, москвичей еще больше, и пока москвичи не скупили все, гражданам Петербурга необходимо рвануть в Крым. «В Крым! В Крым!» – послышались возгласы. К микрофону подскочил взъерошенный поэт предпенсионного возраста, судя по жестам и гримасам, то ли уже впадающий в детство, то ли так из него и не вышедший. Он сообщил, что купил на горе участок и сарайчик в общей сложности за сорок долларов, что у него на четырех сотках растут виноград, кизил и грецкие орехи и что он сейчас прочтет крымское стихотворение. Прочел. Выразил умонастроение, согласно которому все ему чем-то должны, а он не должен никому, так что не дождетесь, он все оставит себе – и чайку над взморьем, и гребень волны. – Хочу в Крым, – сказала Вика. – Глаза у вас интересные, – сказал Борис Петрович. – Изумрудный оттенок. – Освещение, – не смутилась Вика. – Не вам говорить о глазах. На свои посмотрите. – Не нравятся? – Наоборот. Держала сигарету – он щелкнул зажигалкой. – Не помню, чье это? – сказала Виктория. – Кажется, Ницше... «Если долго смотреть в бездну, бездна смотрит на тебя». – Очень точная формула, – согласился с Фридрихом Ницше Борис Петрович. – Не придерешься. – Вам, значит, такое знакомо... в бездну смотреть? Задумчиво произнес: – Разумеется. – Неужели смотрели? – В бездну? А как же. Смотрел. – И что же? Видели взгляд?.. Прямо оттуда? – Видел взгляд. Причем буквально. Прямо оттуда. Действительно, вспомнилось ему, как глядел на «Черный квадрат», а из черной глубины на него глядел он сам, отраженный в бронированном стекле, – из черноты квадрата, который когда-то несли за гробом Малевича. – Буквально? Означает ли ваше «буквально» «чьи-то глаза»? Опусканием век Борис Петрович выразил подтверждение. – И о чем же они говорили? – допытывалась Виктория. – Где прячется дьявол. – И где? – Извольте, Вика, отвечу. В непреднамеренном. В паразитарных смыслах. Выражение «паразитарные смыслы» Борис Петрович позаимствовал у Тепина. – В придаточных смыслах, – добавил он от себя. – Хорошо, что не в женщинах, – сказала Виктория. – Ух ты, да вы ж с инферналинкой. Виктория повела плечом. – Кстати, о женщинах. Знаете, кто был первым художником? – Сама и ответила: – Адам. – Адам – мужчина, – сказал Борис Петрович. – Я знаю. Но он первый искушенный мужчина. А «искусство» от слова «искус», «искушение». Он знал, что нарушает запрет, и тем не менее пошел на это. Это был первый перформанс. Первая акция. Первое искушение. В общем, то, что в сфере искусства. – В сфере современного искусства, – уточнил Борис Петрович. – Если, конечно, под современным искусством понимать то, что мы понимаем. – Надо же, мы думаем одинаково? Адам – первый художник. – Первый актуальный художник. Я бы сказал, первый современный художник. – Иными словами, с этого и началось. Борис Петрович резюмировал: – С чего началось, к тому и пришло. Мысль Виктории продолжала работать: – Пришло – это так, но с одним лишь отличием: раньше дьявол искушал художника, а теперь вы искушаете сами. – Вика, вы очень продвинуты, – сделал Борис Петрович не то комплимент, не то замечание. – Но я никого не искушаю. – Меня искушаете. – Чем? – Да ладно бы меня – вы те силы искушаете. Раньше они вас, а теперь вы их. – Те силы нельзя искусить. – Борис, вы взволнованы, я вижу. Ничего, все образуется, не тревожьтесь. Вам нечего бояться. – С чего вы взяли, что я боюсь? – удивился Борис Петрович. – Почему я должен бояться? – Я объясню, почему вы не должны бояться. А все потому же. Где эта бездна? Ощущение бездны утрачено. Хочется заглянуть – а где она? Вам только кажется, что вы смотрите в бездну. Чтобы распознать бездну, надо ощутить прежде всего твердь, землю под ногами. А землю под ногами никто из вас не ощущает. И это хорошо. Целее будете. Не надо вам бездны. Борис Петрович уставился на Викторию: означают ли ее слова выражение недоверия? Сама же заговорила о бездне. И потом, о ком речь, собственно? «Никто из вас» – это кто? – Уж кто-кто, – сказал Борис Петрович, – а я-то землю очень хорошо ощущаю. Я стою двумя ногами на земле. – Это стул стоит, а вы сидите на нем, поджав ноги. – Вика, вы моих ног не видите. Вы не знаете, что у меня в голове. – Знаю, представьте себе, знаю. – Ну и что же? – А ничего. Вы не были на краю. Вам недоступно ощущение края. – Был! Конечно, был. Я и сейчас на краю. |