Онлайн книга «Загадка старого клоуна»
|
Но что я мог сделать?.. Сурен же сказал: «Чтобы никто не видел, особенно девочки…» Разве я виноват? На спортплощадке под одним из баскетбольных щитов стояли Сурен, Игорь Дмитруха, Лёня Монькин и Спасокукоцкий с Кукуевицким. – Ты где застрял? Вот ещё! Ждать его надо! – буркнул Монькин. – Ну ладно, идём! – сказал Сурен и решительно двинулся вперёд. Мы вышли из школьного двора и направились в сторону Печерского моста. – А куда мы идём? – спросил Монькин. – Ага! – сказал Спасокукоцкий. – Да-да! – подхватил Кукуевицкий. Сурен не ответил. – Меньше знаешь – лучше спишь! – отрезал Игорь Дмитруха, но видно было, что и он не знает, куда мы идём. Сурен, загадочно улыбаясь, молчал. Конечно, если бы это был не Сурен, который завтра возвращается в Армению, никто бы, наверное, не шёл вот так наобум, вслепую неизвестно куда послушно, как отара овец. Но это был Сурен. И мы шли, ничего больше не спрашивая, только изредка переглядываясь и пожимая плечами. Так мы пешком добрались до Печерского моста (хотя можно было на троллейбусе доехать), но Сурен шёл, и мы следовали за ним. Возле Печерского моста мы сели в трамвай. – У меня талоны, всех везу! – поднял руку Сурен и, не дав нам опомниться, закомпостировал талоны. И тут Монькин вдруг зашипел: – Ой! Смотрите, смотрите! Мы посмотрели – на передней площадке возле двери вагоновожатого стояла Туся Мороз. Заходя в трамвай с задней площадки, мы даже не заметили, что она зашла с передней. – Это вот он, он… – Монькин показал на меня глазами, видно, не осмеливаясь назвать меня Мухой, но и не желая называть Степаняном, – «хвост» за собой привёл! Даму сердца! Точно! Я почувствовал, что покраснел. – Спокуха! – цыкнул на него Игорь (видно было, что насмешки Монькина его раздражают). Сурен и Спасокукоцкий с Кукуевицким промолчали. «Неужели она шла следом за нами? – с волнением думал я. – Как я не заметил её? Почему она шла? Зачем?» Когда трамвай остановился возле станции метро «Арсенальная», Сурен сказал: – Выходим! И мы высыпали из трамвая. Высыпали – и все как по команде остановились, обернувшись к передней двери. Туся вышла из трамвая и тоже остановилась. Она стояла, обеими руками держа перед собой портфель, и растерянно улыбалась нам. Мне так было её жалко, что даже в горле щипало. Сурен блеснул на меня глазами и решительно направился к Тусе. – Туся-джян! Айда с нами! – А…а куда? – тихо спросила она и зарделась. – Вах-вах! – Сурен поднял руку вверх. – Какие все нетерпеливые! Все хотят сразу знать куда! Подожди немного и будешь знать. Ладно!.. Когда мы зашли в метро, Сурен резко остановился и сказал. – Я плачу за всех. – Ой! Что ты? Не надо. У нас есть деньги, – сказала Туся. – Послушайте! Кто вас ведёт? Я веду! Без разговоров мне! – категорически сказал Сурен. Видно, он всё продумал заранее. Он был артистом. Он снимался в кино, зарабатывал деньги. Ему хотелось, как говорят, быть широкой натурой. «А-а! – вдруг догадался я. – Он ведёт нас на киностудию». Мы спускались на длинном эскалаторе. Туся стояла передо мной, на одну ступеньку ниже. Я смотрел на её тоненькую шейку с двумя смешными завитками (стрижка у неё была короткая, почти мальчишеская) и ужасно боялся, что кто-то из ребят что-то ей скажет. Но никто ничего не сказал. В таинственно-торжественном молчании мы съехали вниз и сели в поезд. Раз наш Сурен решил молчать, мы тоже молчали. Ну что ж, он завтра уезжает, ему та к хочется, ничего не поделаешь. Но зачем он держит всё в секрете? Ну сказал бы сразу – хочет повезти нас на киностудию, показать… Разве было бы уже не так интересно?.. – Внимание! – Сурен поднял руку вверх. – Приготовиться! На «Крещатике» выходим! – Как?! А ты не ошибаешься? – удивлённо спросил Игорь Дмитруха. – Разве нам не до «Большевика» [26]? Киностудия же, по-моему… «О! Значит, Дмитруха тоже догадался…» – Нет! – отрезал Сурен. На киностудию завтра. А сейчас – на Оболонь. – Тю-у! – разочарованно протянул Монькин. Сурен будто бы не слышал его. Дмитруха молча пожал плечами. Мы переглянулись и тоже пожали плечами. Мы вышли на «Крещатике», прошли по переходу, спустились на эскалаторе и снова сели в поезд. «Почтовая площадь». «Красная площадь». «Тараса Шевченко». «Петровка». «Проспект Корнейчука» [27]. Оболонь… Какое всё-таки чудо это киевское метро!.. Я не говорю уже о красоте подземных станций-дворцов, о волшебной лестнице – эскалаторе… Скорость! Главное – скорость! Всего десять-пятнадцать минут – и с Печерска мы уже добрались до Оболони, за десятки километров… Когда-то какому-нибудь казаку Ивану Пушкаренко или Лукьяну Хурдыге даже на самом резвом коне скакать сюда пришлось бы часа полтора, если не два, а на волах тянуться – и все четыре. А мы на метро – за десять минут. Сказка! Мы вышли из метро. И сразу задрали головы вверх. Прямо возле входа устремился в небо высокий двадцатиэтажный удивительный дом – круглый, как башня, сверху донизу облеплен маленькими круглыми балкончиками. Отдельно окон, как в других домах, просто нет, только балкончики с дверями стеклянными. Ин-те-рес-ный дом! Не только я – никто из нас на Оболони, кажется, ещё не был. Потому что все как один, запрокинув головы, как зачарованные смотрели на дом. А за круглым домом, далеко на горизонте, слева блестят на солнце золотые купола Софии, справа пронзает небо телевышка. Это там старый Киев спрятался. – Ну вот что, ребята, – Сурен на мгновение запнулся, взглянул на Туею и добавил: – И девочки!.. Можете меня ругать. Можете меня бить. Можете проклинать. Но я веду вас на стройку, где работают мои родители… Мы переглянулись. Я посмотрел на Монькина. У него уже вертелось на языке «тю», но он не осмелился его произнести. – Ой! Это же очень интересно! Я ещё никогда не была на стройке близко… – сказала Туся и покраснела. – Ия! – сказал я и почувствовал, что тоже покраснел. – Правильно! – как-то не очень уверенно кивнул Дмитруха. Спасокукоцкий с Кукуевицким ещё раз переглянулись и молча кивнули. |