Онлайн книга «Павел Бажов. Сказы»
Братья-сестры прослышали, опять прибежали, давай строжить да уговаривать Катю. Только она и слушать не стала. Показала им деньги и говорит: – Это, думаете, откуда у меня? У хороших мастеров не берут, а мне за перводелку столько отвалили! Почему так? Братья слышали про ее-то удачу и говорят: – Случай счастливый вышел. О чем тут говорить. – Таких, – отвечает, – случаев не бывало. Это мне Данило сам такой камень подложил и узор вывел. Братья смеются, сестры руками машут: – И впрямь рехнулась! Надо приказчику сказать. Как бы всамделе завод не подожгла! Не сказали, конечно. Постыдились сестру-то выдавать. Только вышли, да и сговорились: – Надо за Катериной глядеть. Куда пойдет – сейчас же за ней бежать. А Катя проводила родню, двери заперла да принялась новый-то камешок распиливать. Пилит да загадывает: – Коли такой же издастся, значит, не поблазнило мне, – видала я Данилушку. Вот она и торопится распилить. Поглядеть-то ей поскорее охота, как по-настоящему узор выйдет. Ночь уж давно, а Катя все за станком сидит. Одна сестра проснулась в эту пору, увидела огонь в избе, подбежала к окошку, смотрит сквозь щелку в ставне и дивится: – И сон ее не берет! Наказанье с девкой! Отпилила Катя досочку – узор и обозначился. Еще лучше того-то. Птица с дерева книзу полетела, крылья расправила, а снизу навстречу другая летит. Пять раз этот узор на досочке. Из точки в точку намечено, как поперек распилить. Катя тут и думать не стала. Схватилась, да и побежала куда-то. Сестра за ней. Дорогой-то постучала к братьям – бегите, дескать, скорей. Выбежали братья, еще народ сбили. А уже светленько стадо. Глядят, – Катя мимо Гумешек бежит. Туда все и кинулись, а она, видно, и не чует, что народ за ней. Пробежала рудник, потише пошла в обход Змеиной горки. Народ тоже призадержался – посмотрим, дескать, что она делать будет. Катя идет, как ей привычно, на горку. Взглянула, а лес кругом какой-то небывалый. Пощупала рукой дерево, а оно холодное да гладкое, как камень шлифованный. И трава понизу тоже каменная оказалась, и темно еще тут. Катя и думает: «Видно, я в гору попала». Родня да народ той порой переполошились: – Куда она девалась? Сейчас близко была, а не стало! Бегают, суетятся. Кто на горку, кто кругом горки. Перекликаются друг с дружкой: «Там не видно?» А Катя ходит в каменном лесу и думает, как ей Данилу найти. Походила-походила, да и закричала: – Данило, отзовись! По лесу голк пошел. Сучья запостукивали: «Нет его! Нет его! Нет его!» Только Катя не унялась: – Данило, отзовись! По лесу опять: «Нет его! Нет его! Нет его!» Катя снова: – Данило, отзовись! Тут Хозяйка горы перед Катей и показалась. – Ты зачем, – спрашивает, – в мой лес забралась? Чего тебе? Камень, что ли, хороший ищешь? Любой бери да уходи поскорее! Катя тут и говорит: – Не надо мне твоего мертвого камня! Подавай мне живого Данилушку. Где он у тебя запрятан? Какое твое право чужих женихов сманивать! Ну, смелая девка. Прямо на горло наступать стала. Это Хозяйке-то! А та ничего, стоит спокойненько: – Еще что скажешь? – А то и скажу – подавай Данилу! У тебя он… Хозяйка расхохоталась, да и говорит: – Ты, дура-девка, знаешь ли, с кем говоришь? – Не слепая, – кричит, – вижу. Только не боюсь тебя, разлучница! Нисколечко не боюсь! Сколь ни хитро у тебя, а ко мне Данило тянется. Сама видала. Что, взяла? Хозяйка тогда и говорит: – А вот послушаем, что он сам скажет. До того в лесу темненько было, а тут сразу ровно он ожил. Светло стало. Трава снизу разными огнями загорелась, деревья одно другого краше. В прогалы полянку видно, а на ней цветы каменные, и пчелки золотые, как искорки, над теми цветами. Ну, такая, слышь-ко, красота, что век бы не нагляделся. И видит Катя: бежит по этому лесу Данило. Прямо к ней. Катя навстречу кинулась: – Данилушко! – Подожди, – говорит Хозяйка, – и спрашивает: – Ну, Данило-мастер, выбирай – как быть? С ней пойдешь – все мое забудешь, здесь останешься – ее и людей забыть надо. – Не могу, – отвечает, – людей забыть, а ее каждую минуту помню. Тут Хозяйка улыбнулась светленько и говорит: – Твоя взяла, Катерина! Бери своего мастера. За удалость да твердость твою вот тебе подарок. Пусть у Данилы все мое в памяти останется. Только вот это пусть накрепко забудет! – И полянка с диковинными цветами сразу потухла. – Теперь ступайте в ту сторону, – указала Хозяйка да еще упредила: – Ты, Данило, про гору людям не сказывай. Говори, что на выучку к дальнему мастеру ходил. А ты, Катерина, и думать забудь, что я у тебя жениха сманивала. Сам он пришел за тем, что теперь забыл. Поклонилась тут Катя: – Прости на худом слове! – Ладно, – отвечает, – что каменной сделается! Для тебя говорю, чтоб остуды у вас не было. Пошла Катя с Данилой по лесу, а он все темней да темней, и под ногами неровно – бугры да ямки. Огляделись, а они на руднике – на Гумешках. Время еще раннее, и людей на руднике нет. Они потихоньку и пробрались домой. А те, что за Катей побежали, все еще по лесу бродят да перекликаются: «Там не видно?» Искали-искали, не нашли. Прибежали домой, а Данило у окошка сидит. Испугались, конечно. Чураются, заклятья разные говорят. Потом видят – трубку Данило набивать стал. Ну и отошли. «Не станет же, – думают, – мертвяк трубку курить». Подходить стали один по одному. Глядят – и Катя в избе. У печки толкошится, а сама веселехонька. Давно ее такой не видали. Тут и вовсе осмелели, в избу вошли, спрашивать стали: – Где это тебя, Данило, давно не видно? – В Колывань, – отвечает, – ходил. Прослышал про тамошнего мастера по каменному делу, будто лучше его нет по работе. Вот и заохотило поучиться маленько. Тятенька покойный отговаривал. Ну, а я посамовольничал – тайком ушел, Кате вон только сказался. – Пошто, – спрашивают, – чашу свою разбил? 
Данило притуманился маленько, как о чаше помянули, потом говорит: – Ну, мало ли… С вечорки пришел… Может, выпил лишка… Не по мыслям пришлась, вот и ахнул. У всякого мастера такое, поди, случалось. О чем говорить. Тут братья-сестры к Кате приступать стали, почему не сказала про Колывань-то. Только от Кати тоже немного добились. Сразу отрезала: |