Книга Коктейль из развесистой клюквы, страница 23 – Елена Логунова

— Кого еще несет?

Ирка обернулась, и объектив видеокамеры, едва успевший любопытно блеснуть среди ветвей, с тихим вскриком «Ой, боженьки!» мгновенно утонул в хвойной гуще.

— Помоги мне, пожалуйста, снять маску, а то у меня рука…

Подруга помахала перед моим лицом кошмарной пятерней. С виду жуткая конечность была сделана из резины и железа и больше всего походила на фрагмент робота, созданного в подражание Франкенштейну.

— Ирка, что с тобой случилось? — испугалась я. — Это протез? Ты что, потеряла руку?!

— Скорее, голову, — пробурчала подруга.

Не дождавшись помощи, она начала вырывать железные когти из резиновой плоти, с силой отшвыривая их прочь. Четыре когтя поочередно звякнули об асфальт, пятый, видимо, попал в мягкое: на аллее кто-то ойкнул и затейливо выматерился.

— Понимаешь, мне предстояла встреча с маньяком. Вот с ним! — Ирка пнула носком туфли неподвижное тело.

— Это от него ты потеряла голову? — пуще прежнего удивилась я. — Фу, Ирка, какой плохой вкус!

Маньяк по-прежнему лежал на хвойной подстилке, но уже открыл один глаз. Глаз был мутно-серый, выпученный, как у барана.

— Настоящий маньяк — это же… — Я поискала и нашла слова: — Это зверь! Тигр лютый! А этот разве тигр? Так, какой-то мелкий рогатый скот!

— Попрошу меня не оскорблять, — неожиданно проблеял обиженный нелестным определением маньяк.

— О! Валек-то живой! — бурно обрадовались на аллее.

В наш еловый шатер просунулись чьи-то крепкие руки. Они вцепились в лодыжки обидчивого маньяка и одним рывком выволокли его на аллею.

— Ногами вперед! — прокомментировала злорадная Ирка.

Избавившись от когтей, она сорвала с руки разодранную хозяйственную перчатку и заскребла ногтями по подбородку.

— Постой, лучше я! — решила я помочь подруге.

— Дай зеркальце, — попросила Ирка.

— Да все нормально, успокойся, — заверила я.

— А цвет лица хоть освежился? — волновалась Ирка.

Я поняла, что ей немного жалко денег, заплаченных за косметическое средство.

— Освежился — не то слово! — подтвердила я. — После того оранжевого колера, которым ты распугала всех, кто был в парке, включая рыжих белок, твой теперешний цвет лица просто восхитителен!

— Тогда чего мы тут торчим, как две поганки? — сварливо вопросила подруга.

Я поспешно сунула в сумку наладонник, и мы синхронно, нога в ногу, выступили на аллею.

Лавочки были пусты. Фонари наконец зажглись, а джип, наоборот, погасил большую часть огней и разворачивался в дальнем конце аллеи, явно собираясь покинуть парк. Когда автомобиль проносился мимо нас, в открытом окошке мы увидели неуверенно улыбающуюся блондинку, а за ней угадывался бледный профиль измученного выпавшими на его долю испытаниями маньяка. Ухмыляющийся водитель нажал на клаксон и приветствовал нас трубным гудком и громким криком:

— Вау! Круто!

Мне показалось, что за плечом водителя блеснул объектив видеокамеры.

— Это было кино? — непонятливо нахмурившись, я обернулась к подруге.

— Мне послышалось, или они действительно аплодировали? — не ответив на мой вопрос, спросила Ирка.

— Ну, — подтвердила я.

— Вау! Круто! — завопила и Ирка, подпрыгивая и тоже начиная хлопать в ладоши.

— Ты, часом, не свихнулась? — сердито спросила я. — Ведешь себя, как настоящая идиотка!

— Я веду себя, как настоящая героиня! — поправила меня подруга, явно гордясь собой. — Ха! Похоже, я прошла!

— Куда ты прошла, горе мое? — У меня уже не хватало терпения.

— В следующий тур программы, куда же еще!

— Благотворительной программы лечения идиотизма и буйного помешательства? — зло съязвила я.

Счастливой Ирке было плевать на булавочные уколы.

— Программы «Фабрика героев», — любезно пояснила она. И невыносимо фальшиво запела:

Девушки фабричные

С парнями встречаются.

Иногда из этого

Что-то получается!

— У твоего парня, боюсь, из вашей с ним встречи получится обширный инфаркт, — сочувственно заметила я, поглядев вослед экипажу, стремительно уносящему из парка маньяка-мученика.

— Это надо отметить! — немного невпопад объявила Ирка. — У тебя коньяк дома есть?

— Нет.

— Купим, — легко кивнула подруга, пребывающая в состоянии эйфории. — А закуска?

Я промолчала.

— Тоже купим! Курочку гриль, пиццу, салатиков, фруктов… И тортик, само собой, — Ирка уже азартно составляла меню.

— И мне можно будет не готовить ужин для своих короедов? — при этой мысли повеселела и я.

Стряхнув с себя насыпавшуюся с елки хвою, мы дружно и весело побежали к выходу из парка и ко входу в ближайший продовольственный магазин.

В нашем пересказе история о незадачливом маньяке и перепугавшей его Ирке звучала необыкновенно смешно. Колян и Моржик, которым мы с подругой, перебивая друг друга, рассказывали эту хохму, едва не надорвали животики. Они хохотали до слез и раскачивались на табуретках, как две мачты парусника, попавшего в ураган. Я уже ждала, что кто-нибудь из них в конце концов свалится на пол.

— Ма…сочка из че…решни! — простонал Колян, рыдая от смеха и начиная вращаться вкруговую.

— И ци-ы-ыркули! — выводил Моржик, задирая голову вверх, чтобы не дать пролиться слезам и становясь похожим на дрессированную собаку, подвывающую в такт музыке.

Начиная сердиться, Ирка дополнила вокализ супруга энергичным притопом.

— Хватит вам… — все еще крепясь, попросила она.

— Косметичка и готовальня: малый дамский набор «Нет маньяку!», — взвизгивая, провозгласил Колян.

Моржик восторженно хрюкнул и обессиленно сполз с табурета.

— В самом деле, Коля, Моржик, хватит ржать, ребенка разбудите! — поддержала я подругу.

Был поздний вечер, начало одиннадцатого. Масяня уже с полчаса спал, а мы вчетвером сидели на кухне за чаем с тортом и остатками коньяка. Праздничный ужин немного затянулся.

— Кажется, мы с тобой купили слишком много еды и питья, — сердито сказала мне Ирка, с растущим раздражением глядя, как наши мужья по-братски обнимаются на полу.

Проигнорировав наше недовольство, Колян и Моржик попытались выпить на брудершафт, но запутались в ножках табурета, прибившегося к ним, как третий лишний.

— За что пьем? — принимая рюмку, спросила я.

— За здоровье маньяка! — ответил Колян, с трудом убирая с лица улыбку — широкую, как наша родная страна в доперестроечный период.