
Онлайн книга «Бригантины поднимают паруса»
– А что, – спросил я, – разве во всем регионе ядерное оружие еще у кого-то, кроме Израиля? Страшно представить, если бы оно оказалось у Ирака, Сирии, Ливии и в прочих йеменах. Она посмотрела на меня с подозрением. – Ты что… оправдываешь? – Крутые меры? – спросил я. – Сейчас мир без них издохнет очень быстро. Потому нужны не крутые меры, а очень даже… иные. Она смерила меня пытливым взглядом. – А ты… товарищ Лавронов… как раз что-то иное… особенное. – Мир уже иной, – сообщил я ей новость. – А я всего лишь первый. – Из особенных? – Точно. Она продолжала рассматривать меня внимательно. – Все еще не пойму, хорошее нас ждет будущее или ужасное. – Новое всех страшит, – сообщил я покровительственно. – Многие до сих пор кричат, что Интернет и смартфоны им жизнь испортили. – Но в леса жить не уходят, – согласилась она. – И от Интернета не отказываются. Мне показалось, что она напряглась, как туго натянутая тетива перед выстрелом, сказал поспешно: – Эсфирь, я здесь не из-за этих ядерных зарядов, уверяю! Хотя из-за них тоже, но это малость… Она не сводила с меня пристального взгляда. – Уверения в нашей профессии ничего не стоят. А то, что ты только нейрофизиолог, бабушке своей говори. Я сказал с подчеркнутой обидой: – Считаешь, прикрытие? – Нет, – ответила она вынужденно, – нейрофизиолог ты хороший, судя по статьям в научных журналах США, Англии, Германии и Японии. Я сказал язвительно: – А сейчас прикидываешь, сколько это ГРУ пришлось потрудиться, чтобы такое сочинить… Она кивнула. – Именно. Так что да, у тебя хорошее… имя. Но и в Моссаде работают не только безмозглые, что умеют хорошо бегать, водить авто и стрелять. Но твоя роль, как ты сказал, в деле с этими зарядами… только эпизод? – Трудно поверить? – спросил я. – Эсфирь, уже говорил и еще раз повторю: у меня другая задача. А понял по тому… извини, по утвердившемуся мнению, что боретесь за монополию в ядерном оружии. Потому и ядерные центры в соседних странах бомбите, и физиков-ядерщиков отстреливаете всех, кого ни попадя. Она зло сверкнула глазищами. – Только тех, кто работает над созданием ядерного оружия! – Правда? – спросил я с наигранным изумлением. – Не лишай мир такой красивой страшилки. Пусть хотя бы Моссад останется нетолерантным в этом быстро гниющем мире. – Подлец, – сказала она сердито. – Тебе хаханьки, а у нас это больное место! – Что, – поинтересовался я, – и там толерантность? – Прикидываться мы можем всякими, – отрезала она, – но в основе разведчики должны быть чисты и тверды как сталь! Я вскинул руки ладонями вверх. – Сдаюсь! Ты права. Я подлец. Можешь меня в плену не кормить, но изнасиловать по праву победителя просто обязана. Она зло осмотрела исподлобья все еще горящими глазами. – Над этим подумаю. Но не сейчас… сейчас я еще злая. Разорву в клочья! – А насиловать когда? – робко поинтересовался я. – Минут через пять, – сообщила она. Я охнул. – Чего так долго?.. Мне казалось, ты хоть и злая, но отходчивая. – Чего так решил? Ах да, ты же нейрофизиолог. И трудно было придумать такую личину? Я двинул плечами. – Не знаю. Это же ГРУ писало за меня работы, публиковало в научных журналах, училось в университете, даже в начальной школе… У нас вербуют в ряды рано, так что я закаленный овощ и стойкий партийный товарищ. Почти как в Моссаде, только не такой… интеллигентный. Она вздохнула. – Нам бы сбросить хоть немножко этой интеллигентности! Что-то бы взять от русских свиней. Я сказал весело: – Да ладно, мы же от жидов набрались вашей выживаемости?.. Вон в который раз Россию из пепла поднимаем… да еще до каких высот! Правда, с помощью русских евреев, что хорошо помогают бороться с американскими евреями и даже проклятыми сионистами Израиля и всяких еще зачем-то существующих стран. – Ладно, – ответила она, – дуй в душ, а потом марш в постель. Насиловать буду. – Так пять минут еще не прошло? – спросил я опасливо. – Я в эти пять минут включила и душевую, – объяснила она. – Давай быстро, пока я еще злая! Красиво по-мужски роняя по дороге одежду на пол, я прошел в ванную, холодная вода ударила мелкими тугими струями. Как хорошо, раскаленное зноем тело едва не зашипело, как выдернутый из горна клещами кузнеца кусок металла. Я подвигался, шлепая мокрыми подошвами по кафельному полу, подключился к сети, хотя вообще-то мой мозг, вот же человеческое любопытство, все время там шарит, но сейчас я подключился целенаправленно, скользнул в далекую Россию, отыскал наше здание и, войдя в систему наблюдения, некоторое время смотрел и слушал, о чем говорят Ивар и Данко, задавая в нашем Центре тон, хотя Гаврош тоже крепко стоит на ногах и постоянно дает отпор посягательству на его интересы. В мое отсутствие пришел даже Мануйленко, мне казалось, он сидит безвылазно в своей комнате потому, что анахорет по натуре, зажатенький, но, оказывается, стесняется только в присутствии начальства, это я начальство, надо привыкать, а так говорит хоть и крайне вежливо и с обтекаемыми формулировками, но достаточно уверенно. Оксана больше прислушивается и присматривается, коллектив все-таки мужской. А то, что она в нем, это ее личная заслуга, а не разнарядка по квотам, и надо еще доказывать, что не уступает здешним самцам, которые в первую очередь видят ее украинские сиськи и немецкую жопу. Некоторое время я с вялым интересом слушал, о чем говорят. В дикую старину, когда люди были еще невежественными и обремененными, подслушивание считалось неприличным, тогда еще в ходу была примитивная формула «Мой дом – моя крепость», что сейчас не только совсем смешно, но и опасно, ни одно общество не должно позволять даже возможности кому-то собирать на дому атомную бомбу. Пусть даже не атомную, все равно ради безопасности десятков, а то и сотен людей на улицах, в кафе, школах и везде-везде всем придется поступиться той частичкой свободы, которая вообще-то никому и не нужна, то есть возможностью в любой момент увидеть, что тот или иной человек делает. Тот, кто ничего преступного не делает, может вообще забыть о всеобщем наблюдении: когда оно за всеми, то его как бы и нет вовсе. Это первый шажок к тому, что совсем скоро с помощью нейроимплантов сможем связываться друг с другом напрямую, передавая не только изображение и слова, но и чувства, а вот тогда придет время настоящего дискомфорта и потрясения основ… |