Онлайн книга «Ловец человеков»
|
Кричит, топает. А матросы – как на своем уперлись: «комитет не приказал», – так и ни с места. Плюнул Лука Петрович. Пошептался со старшим помощником. Помощника повез на берег старший механик, взялся через кордоны провести. Через час – через полтора помощник вернулся. Опять матросов собрали, выстроили. Лука Петрович сконфуженно объявил: – Ну, вот, – говорит, – этот самый ваш, как его… камитэт, да… Камитэт дал есть нам разрешение уходить – вот. И сунул им бумажку. Матросы стали на работу. Лука Петрович ходил по палубе и ворчал: разве это скоро – пар поднять? Глядишь, часов восемь, а то и все десять. А те-то, которые на «Потемкине», как раз и придут – и пойдет у них баталия. А мы и будем в чужом пиру похмелье хлебать? Пароходы из порта все уходят и уходят один за другим. Опять подкатил к нам казенный пароходик. – Ну, что ж вы, Лука Петрович? Торопитесь! Пар-то есть? – А-а, пар… ч-чэрт бы их… Вы возьмите нас на буксир, ну хоть – до брейкватера… – Ладно. Давайте конец. Готово. Плывем. Лука Петрович доволен. Мимо обгорелых набережных, мимо обугленных зданий… Идем – и все ближе к «Потемкину». Вот уже орудия и белые башни. На капитанском мостике – два матроса. На корме столпилась целая куча белых голландок – должно быть, митинг. Вон-вон, один взгромоздился, говорит, развеваются ленты бескозырки. Мы не отрываемся от бинокля. К Луке Петровичу подошел бойкий матрос с серьгой в ухе. – Господин капитан! – Атстань. После… – Лука Петрович тоже с биноклем. – Лука Петрович, салютовать им прикажете? У Луки Петровича так руки и повисли. Освирепел, трет затылок. – Ах, ч-чэрт их… Действительно – загвоздка: андреевскому флагу он обязан салютовать – своим кормовым. А на «Потемкине» – вон, все еще развевается андреевский с синим крестом флаг… Но с другой стороны – ведь это бунтовщики! А с третьей стороны: не отсалютовать им – возьмут да и пустят тебе в бок шестидюймовый снаряд. Лука Петрович свирепо накидывается на матроса: – Да ты что, бэз головы? Им, таким-сяким, салютовать?! Ступай на свое место! Матрос с серьгой в ухе ушел. Мы идем – и все ближе «Потемкин», и все шире открываются черные рты орудий. Лука Петрович пыхтит, как насос, не отрывает от них глаза. Встает, идет на корму. Мы за ним. У кормового флага. Матрос с серьгой в ухе стоит спокойный: его дело было спросить, а уж там, что потом будет… Лука Петрович возле него. Поравнялись с «Потемкиным». Еще секунда… Лука Петрович свирепо кричит матросу: – Салютуй им, мэрзавцам! С-салютуй, так их растак! И отсалютовали. А «Потемкин» – даже внимания не обратил, не ответил, не до того было. Уж и ругался же Лука Петрович… Нас дотащили до брейкватера. Быстроглазый казенный капитан на прощанье опять влез к нам и рассказывал: – …Понимаете: грозятся стрелять, что тут попишешь? Разрешил им генерал хоронить сегодня матроса их убитого и дал честное слово, что не арестует на похоронах никого – они по всему городу пройдут. «А если, – говорят, – вы арестуете, мы стрелять по городу будем». Каково? А вдруг генерал наш арестует, не утерпит? Мы кончали обедать, когда в кают-компанию как бешеный влетел стюарт Лаврентий. Раскосые его глаза совсем убежали куда-то, – одни белки: – «Потемкин» пошел! Вот ей-богу, пошел! Бросили всё – вмиг были на палубе. Медленный, давящий двигался броненосец. В кильватере шли миноноска и «Веха». – А знаете, – сказал старший помощник, – ведь теперь как раз они своего хоронят, шесть часов… Армянское смуглое помощниково лицо не побледнело, а как-то даже пооливковело. «Потемкин» остановился – бортом к Одессе. Невольно все примерили глазом: да, если он возьмет полевее бульвара, то как раз через наши головы… На борту броненосца мигнул веселый взблеск, пушистый, круглый дымок. И грохот. Оливковый старший помощник крестился маленькими, чуть заметными крестиками. Лука Петрович пыхтел. Еще огонек, еще. Два круглых, твердых удара. Долгая пауза. На том конце, где столпилась наша команда, шутки и смех. – Это он поминки по ем правит. – Добрые-то люди обедом поминают… – Это кого же ему обедом-то угощать? Энтих, что ли? Вода тихая, светлая. На всех парах, как раз на линии огня броненосца, летят два парохода. Уйдут, не уйдут? Стеклянно, чисто плывет по зеркалу рейда музыка. Это – с «Потемкина». Потом громко трубит валторна, одна. – Атаку играют… – Атаку… Вот теперь, братцы, пойдет! Багровый весь, Лука Петрович зовет механика, брызжет слюной: – Что ж у вас пара нэт? Ч-чэрт вас… Хотя знает отлично, что пара и не может еще быть. Но нужно же что-нибудь делать? Нет сил так ждать… На броненосце ясно видный – взвился красный боевой флаг. Блеснул огонек, знакомый удар выстрела, и что-то новое: гудит, воет воздух. Старший помощник пригибается. Чей-то голос сзади: – Вот это вот всерьез: боевой снаряд. Секунда – и трах-трах, – в бинокль ясно видны далекие дымки разрыва, где-то среди города. И опять играет труба. Красный флаг на мачте «Потемкина» медленно падает вниз. Броненосец долго стоит, белый, безмолвный. Отпустило. Заговорили, заворочались, начали жить. – Флаг спустил: стало быть, конец… – Конец… вот сказал-то! Только что начали – еще такое будет… Что бы ни было – это страшно кому-нибудь другому, но не им, не нашим матросам. У них на баке появились откуда-то фунтики с вишнями. Бойко сплевывали косточки за борт, спорили, где разорвался снаряд, считали, сколько орудий у потемкинского флота – и сколько у «тех». Два часа тихого отдыха. Бегут по воде первые тени. На судах отбивают вечерние склянки. Два удара в судовой колокол – и едва замолкает последний, потемкинская миноноска снимается с якоря и неслышно скользит по стеклу воды. Сначала медленно, потом все быстрее. Миноноска причаливает к одному, к другому, к третьему коммерческому пароходу. Какие-то короткие переговоры и приказания, миноноска уходит дальше. – Это он во хлот свой пароходы наши забирает. И нас вот, как пить дать, заберет, вот сичас… ей-богу, братцы! Это говорит бойкий матрос с серьгой в ухе. Кругом него бросили есть вишни, о чем-то перешептываются, поглядывают искоса на капитана, на помощника. Старший помощник опять зеленеет, Лука Петрович усиленно трет затылок и сопит. |