Онлайн книга «Первый подвиг Елены Прекрасной, или Библиотечный обком действует»
|
Ништяк довольно крякнул, закрыл за собой дверь, воткнул факел в кольцо и довольно потер руки. Кажется, пока они там бегали, настало время обеда. * * * Тоннель, промытый давно ушедшей с чувством выполненного долга подземной рекой, плавно пошел вверх. Маленькое пламя шахтерской масляной лампы, произведенной в нефтяные, поставившей, казалось, своей единственной целью выработку смрада и выдающей свет лишь как неизбежный побочный продукт, заколебалось на секунду, но тут же выровнялось под разочарованными, почти отчаянными взглядами бояр. – А я уж думала, щель где-то дует, – нескладно, но верно выразила чаяния и отчаяние всего благородного собрания боярыня Маланья. – Нет, Маланьюшка, – угрюмо отозвался мужской голос из темноты, тихий, но недостаточно, чтобы не быть услышанным лидером подземного отряда. – Мы тут, видно, помирать останемся. Сколько уж обошли – поди, весь Белый Свет за то время, что мы тут бродим, обойти можно было. Ан нет. Нету входа, нету выхода. Надо было там, где мы в первый раз в коридор прокопали, в другую сторону идти. Говорил же я, так ведь кто меня тогда слушал… – Надо было, батюшка, надо, поди… – завздыхала боярыня Серапея. – А и щего теперь думать про это… Шмерть – так шмерть… Вще там будем, рано ли, пождно ли… – Так ить, бабушка, лучше поздно, чем рано… – Так ить, Ларишка, лучше лечь да помереть шпокойно, чем вот так как черви дождевые под жемлей вщю жижнь полжать… – А и ляжем да помрем скоро, – пробурчал боярин Порфирий. – Еды у нас осталось на раз, если понемногу – на два… – На какое два, боярин Порфирий, имей совесть! – взмолилась Конева-Тыгыдычная. – Котенок двухмесячный больше за один присест съедает! – Эх, котенка бы сейчас сюда… – облизнулся невидимо во тьме боярин Демьян. – Или щенка… – Зачем, дядя? – недопоняла Наташа. – Кхм… – смутился тот. – Животных уж я больно люблю, племяшенька… – Особенно с гарниром, – фыркнул за спиной молодой боярин Артамон. Но получилось у него почему-то не так насмешливо, как ему бы хотелось. По-видимому, копченая на нефтяном костре чудо-юдина явно не стояла в списке и его любимых блюд. – Экие вы, мужечины, озорники, – вздохнула Арина, сглотнула голодную слюну и тяжело оперлась на руку Артамона. – Хватит уже про еду, – сурово прицыкнул на подопечных граф. – Договаривались ведь. И помирать вы тоже рано собрались. Выберемся еще мы на Свет Белый, поглядим, какое оно есть – солныш… ой! – Что? – Что случилось, граф Петр? – Стена! Я только что наткнулся на стену! Эта проклятая лампа не освещает и на шаг вперед! – в бурной радости Рассобачинского зазвенела, перекрывая все другие эмоции, сумасшедшая нотка. – За этой стеной определенной что-то есть! Я чувствую это! Я знаю!.. – Стена? – Какая стена? – Кирпичная? – Каменная? – Деревянная? – с обреченной надеждой предположил кто-то. – Штеклянная! – фыркнула старуха. – Сейчас погляжу… – граф зашарил по неровной поверхности грязными мозолистыми руками, словно перешедшими от его отца-углежога по наследству вместе с золотом из той шальной лесной речки. – Каменная! Кладка, вроде, крепкая, но не крепче нас! – Не крепче! – Все равно, что стекло! – Пыль! – Мусор! – А вот сейчас мы ей покажем удаль молодецкую! – За две минуты расколошматим! – Налетай, родовитые! – Да что б вы без меня делали, боярин Никодим!.. – Раз-два!.. Встреть беглецы сейчас под землей Елену Прекрасную с лукошком пирогов и кувшином кваса, они вряд ли обрадовались бы ей больше, чем этой холодной, негостеприимной стене, первой стене за столько дней. Где стена – там люди. И теперь они не позволят увести себя в сторону такому пустяку, как кладка толщиной в дворцовую стену, если она вдруг снова встанет между ними и Белым Светом. Ну, стенка – берегись. Как и ожидалось, обреченная с самого начала стена пала под неловкими, но упорными ударами сливок лукоморского общества, обрушив с треском и хрустом еще что-то на той, неизведанной пока стороне. По коридору, забивая вонь горящей нефти, моментально распространился неземной аромат, от которого перехватывало дыхание, и слезы счастья выступали на покрасневших от дыма и копоти глазах – дух молодой квашеной капусты. – КАПУСТА!!!.. У бедной стенки не было ни единого шанса. Остатки ее обрушились под напором бояр, силы которых необъяснимым образом удесятерились, и сторонний наблюдатель подумал бы, что это был какой-то волшебный запах, и был бы прав. Растоптав впопыхах светильник-коптильник, но даже не заметив этого, бояре ворвались в оказавшееся беззащитным перед их натиском помещение и огляделись. Что с лампой, что без нее – не было видно ровным счетом ничего – но запах!.. Этот запах!.. Он вел, он манил, он зачаровывал почище заклятий Чернослова, и не было сейчас ни единого человека среди бояр, кто согласился бы отступить и за все сокровища мира. [40] Побросав орудия взлома, изголодавшиеся по нормальной человеческой пище люди бросились вперед, вытянув дрожащие от нетерпения руки. – Мед! – Капуста квашенная! – Грибы маринованные! – Помидоры соленые! – Меняю мед на помидоры! – А у меня сыр!!! Целая головка сыру!!! – Меняю… – Меняю… – Ай!!!.. Счастливое чавканье и причмокивание замерло. – Рассобачинский? Что опять случилось? – Т-только не б-бойтесь… В-все в п-порядке… – Да что у тебя там, граф? – Т-тут п-повешенный… Х-холодный… Г-голый… – ЧТО?! – С п-потолка с-свисает… П-прямо на н-него н-налетел… А из г-груди – н-нож… – Ларишка, Ларишка, ашь? Што он говорит? – Покойник, говорит, висит… – страшным шепотом продублировала Серапеина внучка, дожевывая, тем не менее, не давясь, соленый огурец с сыром и смородиновым вареньем. – Чуть его не схватил… – Так живой, што ли? – Какой живой, бабушка?! Ты чего? Повешенный, тебе ж говорят! – К-какой… й-еще… п-повешенный, Р-рас-с… с-собачинский? – Г-где?… – дрогнул голос и у бояр. |