Онлайн книга «Я подарю тебе солнце»
|
– Ладно, – соглашаюсь я. Ее лицо начинает светиться. – Пойдем. И как будто всех наших ужасных глупых неприятных разговоров и не было, словно мы и не ссорились. Как все так быстро меняется? Джуд объясняет мне, что делать, как легонько придерживать стрелку, чтобы ее могла водить рука духа, указывая на буквы или на «да» и «нет». – Я сейчас задам вопрос, – объявляет она, закрывая глаза, и разводит руки, словно ее сейчас распнут на кресте. Я смеюсь: – И я еще звезданутый, да? Джуд открывает глаза: – Но так надо, честно. Меня бабушка научила, – и опять закрывает. – Ладно, духи, вот вам мой вопрос: М меня любит? – М – это кто? – спрашиваю я. – Кое-кто. – Майкл Стайн? – Фу, нет, конечно! – Но только не Макс Фракер! – Боже, нет, конечно! – Так кто же? – Ноа, духи не придут, если будешь перебивать. Я не скажу, кто это. – Ладно. Она разводит руки и снова обращается к духам с вопросом, а потом кладет ладони на стрелку. Я тоже. Стрелка прямой наводкой едет к «нет». И я нисколько не сомневаюсь, что это я ее туда толкнул. – Ты жульничаешь! – вскрикивает сестра. В следующий раз я не жульничаю, но все равно она ползет туда же. Джуд страшно обескуражена. – Давай еще раз попробуем. На этот раз я уже не сомневаюсь, что это она ведет стрелку к «да». – Теперь ты жульничаешь, – говорю я. – Ладно, еще раз. Показывает «нет». – Последняя попытка, – не сдается сестра. Показывает «нет». Джуд вздыхает. – Ладно, твой вопрос. Я закрываю глаза и спрашиваю про себя: Примут ли меня в ШИК? – Вслух, – недовольно командует она. – Почему? – Потому что духи мысли не читают. – А ты откуда знаешь? – Знаю. Давай. И про руки не забудь. – Хорошо. – Я развожу руки, словно на кресте теперь я, и спрашиваю: – Примут ли меня в ШИК? – Зря только время тратить на такой вопрос. Конечно, примут. – Я хочу знать наверняка. Я задаю свой вопрос десять раз. И каждый раз стрелка идет на «нет». В итоге Джуд переворачивает доску. – Глупость какая, – говорит сестра, но я знаю, что она сама в это не верит. М ее не любит, а я не попаду в ШИК. – Давай спросим, возьмут ли тебя, – предлагаю я. – Это тупость. Точно нет. Вообще фиг знает, буду ли я пробовать? Я хочу в Рузвельт со всеми. У них там бассейн. – Давай, – настаиваю я. И доска говорит «да». И еще раз. И еще. И еще. Проснувшись, я не могу пролежать больше ни минуты и, наскоро одевшись, лезу на крышу посмотреть, там ли новый сосед. Его нет, что не особо-то удивительно, поскольку нет даже шести утра, едва рассвело, но пока я крутился в кровати, как рыба на берегу, я все время думал о том, что он тоже не спит, вышел на крышу и мечет пальцами электрические разряды, которые через потолок проникают в меня, и у меня из-за этого бессонница. Но я ошибаюсь. Тут только я и тускнеющая глупая луна да крикливые чайки, слетевшиеся в Лост-коув со всех краев, чтобы дать на рассвете концерт. Я впервые так рано вышел на улицу, раньше я и не знал, что они такие громкие. Тут так страшно, думаю я, осматривая собравшихся в кучу серых стариков, притворяющихся деревьями. Я сажусь, открываю чистый лист в альбоме и начинаю рисовать, но не могу сосредоточиться, даже линию не удается нормально провести. Это все из-за этой игры с предсказаниями. А если Джуд правда возьмут в ШИК, а меня нет? И мне придется идти в Рузвельт с тремя тысячами клонами отстойного Франклина Фрая? Что, если я паршиво рисую? А мама с мистером Грейди просто меня жалеют? Потому что им за меня неловко, как говорит Джуд? И как считает папа. Я роняю голову на руки, ощущая на ладонях жар от щек, и заново переживаю случившееся прошлой зимой в лесу с Фраем и Зефиром. (АВТОПОРТРЕТ, СЕРИЯ: Сломанный зонтик № 88.) Я поднимаю голову и проверяю, не появился ли сосед на крыше. А что, если он догадается, какой я? Сквозь меня дует холодный ветер, как будто я пустая комната, и я вдруг точно знаю, что все будет ужасно и я обречен; и не только я, весь этот мрачный червивый серый мир – тоже. Я ложусь на спину, вытягиваю руки как можно шире и шепчу: «Помогите». Через какое-то время меня будит звук открывающегося гаража. Я поднимаюсь на локтях. Небо стало голубым – небесно-голубым, океан голубее – лазоревый, деревья – завихрения всевозможнейших земных зеленых оттенков, и все полито ярким и густым яично-желтым. Потрясающе. Судный день однозначно отменили. (ПЕЙЗАЖ: Когда Господь выходит за контуры.) Я сажусь и замечаю, какой открылся гараж – его. Через несколько секунд, которые для меня растягиваются на несколько лет, он курсирует по подъездной дорожке. На груди у него висит черный типа рюкзачок. С метеоритами? У него рюкзак метеоритов. И он носит с собой куски галактики. Бог ты мой! Я хочу, чтобы лопнул поднимающий меня в воздух шарик, убеждая себя, что не надо так радоваться парню, с которым познакомился только вчера. Даже если у него при себе галактика! (АВТОПОРТРЕТ: Последний взгляд на мальчика с шариком, которого уносит через Тихий океан на запад.) Сосед переходит через дорогу и останавливается в том месте, где у нас вчера случился приступ смеха, и после короткой паузы разворачивается и смотрит прямо на меня, словно всю дорогу знал, что я тут, и знает, что я жду его с самого рассвета. Наши глаза встречаются, по моему позвоночнику вверх бежит ток. Я почти уверен, что он телепатирует мне идти за ним. Через минуту после такого мысленного слияния, какое у меня до этого бывало только с Джуд, он поворачивается к роще. Я хотел бы пойти за ним. Очень, реально хотел бы, просто ужасно, но я не могу – ноги приклеились к крыше. Почему? Что тут такого? Он же вчера со мной до самого ШИКа дошел! Люди знакомятся. Все дружат. И я тоже могу. То есть мы же уже подружились – мы хохотали с ним, как гиены. Хорошо. Я пойду. Бросаю альбом в рюкзак, спускаюсь по лестнице и бегу в сторону тропинки. Но его на ней не оказывается. Я прислушиваюсь к звуку шагов, но ничего не слышу, только сердце молотом стучит в ушах. Я иду дальше, и после первого поворота вижу, что он стоит на коленях, склонившись над землей. При этом держит что-то в руке и рассматривает через лупу. Как будто в сортир окунается. Я не знаю, что ему сказать. Не знаю, что делать с руками. Мне надо вернуться домой. Немедленно. Я начинаю потихоньку пятиться, и тут сосед поворачивается и смотрит на меня. |