Онлайн книга «Чемодан пана Воробкевича»
|
Валявская непонимающе смотрела на Сливинского. Наконец пришла в себя. — Так вот почему он исчез, когда я предложила прописаться… — тихо сказала она. — Какой подонок! — Давайте без эмоций, гражданка Валявская! — громыхнул кулаком по столу Сливинский. — Говорите правду — мы все знаем и вам только хуже будет! — Но ведь… — начала Валявская и не докончила. Пронизывающе посмотрела на Сливинского. — Но какое право вы имеете нас допрашивать? — вдруг засомневалась она. — У вас ордер на обыск, а вы… И какое отношение имеет милиция к политическим делам?.. — Тебя спрашивают, отвечай… — угрожающе сказал Хмелевец. — Я предложила Воробкевичу прописаться, и он в тот же день уехал. Объяснил, что получил телеграмму из Тернополя. — Что–нибудь из вещей оставил? — сверлил ее глазами Сливинский. — У него был один чемодан и саквояж. Приехал на извозчике и все увез. — Лжешь! — толкнул женщину в плечо Хмелевец. — Не смейте трогать мамочку! — вскочила девушка. — Мамочка никогда не лжет. — Брось, Галя! — остановила ее Валявская. Она пересела на стул — напротив пана Модеста, — их разделял только стол. Провела ладонью по лбу, как бы вспоминая что–то, вздохнула. — Нет, не может быть… — сказала про себя. — Что вы хотите сказать? — насторожился Сливинский. — Будете отвечать или нет? Иначе мы арестуем вас! — пригрозил он. — За что? — не выдержала дочь. Сливинский посмотрел на нее с удовольствием: какая грудь, святая дева Мария, какая грудь! Конечно, сама дева позавидовала бы такой… «Действительно, за что?» — подумал Заставный. Стоял опершись на комод и неприязненно смотрел на Сливинского. Неужели он ничего не понимает? И ребенку ясно, что Воробкевич не мог оставить здесь чемодан. Эти женщины нравились Дмитру. Не испугались, как Кутковец, и держатся с чувством собственного достоинства. А девушка — как назвала ее мать? Кажется, Галя, — хороша, даже смотреть неудобно, так хороша. И Дмитро лишь искоса посматривал, чтобы не встретиться взглядом. — Мы можем арестовать вас за то, — Сливинский встал, картинным жестом поправил шевелюру (все же обращался к красивой девушке), — что вы не хотите помочь органам Советской власти в расследовании важного преступления… — Он! — крикнула вдруг Валявская. — Его жест! Ну и проходимец же вы, господин адвокат! Сливинский скривился так, словно хлебнул уксуса. — Молчать! — заорал он опершись о стену. — Я приказываю вам молчать! Валявская встала перед ним не отводя глаз. Сказала спокойно: — Я помню вашу речь, господин Сливинский, на процессе Слепушенко. Большой был мерзавец, и процесс получился громким. Вы защищали его, и вроде неплохо. Мы с мужем были в суде… О, я должна была сразу узнать вас! Пан Модест попробовал непринужденно улыбнуться. — Вы меня спутали с кем–то или просто выдумываете, чтобы оттянуть время. Не поможет! — Нет, я не путаю, господин Сливинский. — Женщина села, будто у нее подломились ноги. — И как я сразу не раскусила вас? Вваливаются ночью без понятых, как бандиты… Неужели я могла хоть на мгновение подумать, что так могут поступать наши? Зачем вам нужна эта инсценировка, господин Сливинский? Пан Модест несколько секунд стоял молча. Наконец решившись на что–то, обошел стол и сказал почти умоляюще: — Выйдем на минутку в ту комнату… Валявская нерешительно встала. Проходя мимо Хмелевца, Сливинский многозначительно мигнул, и тот понял его. Как только за ними закрылась дверь, он двинулся на девушку, грубо дернул за руку. Она сделала шаг назад, защищаясь, и упала. — Не трогайте ее! — бросился на помощь Дмитро, но не успел. Хмелевец нагнулся, в его руке блеснул нож, и он точно рассчитанным движением всадил его в спину девушки. Она еще успела охнуть. «Галя!» — донеслось из–за дверей; раздался выстрел — тихий, будто разбилась электрическая лампочка. — Что вы сделали! — закричал Дмитро. — Что вы!.. — Он смотрел на тело девушки и не верил. — Что вы!.. — Заткнись, сопляк! — схватил его за воротник Хмелевец. — Видишь же, что не было другого выхода! На пороге появился Сливинский. Совал в карман пистолет и никак не мог попасть. — Быстрее, — бросил он Хмелевцу, — надо инсценировать убийство с ограблением… Я посмотрю, все ли спокойно… Хмелевец заглянул в ящик стола, вытащил деньги. В спальне подхватил с ночного столика кольца и часы, бросил взгляд на шкаф. Дорогу к нему загораживал Заставный. — А ну подвинься! — хотел оттолкнуть, но парень поднял руку с пистолетом. — Ты что, сдурел? — Убийца! — крикнул Дмитро. — Бандит и убийца! Хмелевец пригнулся, готовясь ударить, но Заставный уже бросил пистолет на пол и отступил. «Убийца! — подумал он. — А я?» Вспомнил, как стоял корреспондент у стены, как стекал по его лицу пот, какая смертельная тоска была в глазах. А он резанул из автомата… Разве не убийца? Хмелевец вытаскивал из шкафа какое–то барахло. — Ну оклемался? — положил он тяжелую руку Дмитру на плечо. — Давай… — подтолкнул его к двери. Заставный вышел. На крыльце увидел Сливинского. — Поехали, — сказал тот так просто и спокойно, будто ничего не случилось. И деловым тоном спросил: — Свет выключили? — Угу… — буркнул Хмелевец. — Возьмите эту шубу… — Зачем же? — недовольно прошептал пан Модест. — Я же просил брать только ценные вещи! — А шуба не ценная? — возразил Хмелевец. — Почти новая, и мех какой!.. Каракуль!.. — А–а… — махнул рукой Сливинский. — Черт с тобой… — К профессору? — спросил Хмелевец. — А не поздно? — Полчетвертого, успеем. — Конечно, лучше сразу… — Сливинский произнес эти слова и вдруг подумал: «А если и у профессора нет чемодана?» Сердце екнуло — все тогда псу под хвост. И переход границы, и авантюра с машиной… Легко ли пережить то, что пришлось сделать сейчас? А впереди еще новый переход через границу… К тому же как встретят их Павлюк и майор Гелбрайт — поверят ли? Стало холодно и тоскливо, жалко себя. Неужели все напрасно? Сказал решительно: — Поехали. — Только парень наш того… — Испугался? — похлопал пан Модест Дмитра по плечу. — Ты же из отряда Грозы, неужели не видел?.. «Видел и даже стрелял, — думал Дмитро. — убийца!.. Но ведь там — лицом к лицу, а тут — двух женщин… Погоди–ка, я лгу самому себе — не лицом к лицу. Стояли безоружные у стенки, и пот стекал по лицу… Значит, убийца, и разницы между мною и этими нет…» — Поехали, — сказал он. От прикосновения Сливинского сделалось гадко. Представил себе: вместо тех поставить к стенке этого или Хмелевца. Резанул бы не колеблясь. Но шел за ними и послушно сел в машину. Кто сказал, что обстоятельства бывают сильнее человека? |