Онлайн книга «Против течения»
|
Он понимал, в чем дело: Марина не хотела оправдываться, не хотела делать первый шаг, чтобы он потом не обвинил ее, что она по-своему заморочила ему голову. Это был ультиматум: или ты мне веришь, или нет. Он верил – и не верил. Умом и сердцем понимал, что быть не могло ничего из того, что подсовывало ему услужливое воображение, развивая сюжет с рождественским поцелуем и заставляя думать, что жил в сплошной лжи. Но стоило ему вспомнить сцену в цветном полумраке под портретом Валерии, как он не верил уже ничему. Как-то вечером Леший решил вдруг выпить чаю – работа не ладилась, и он понимал, что в таком состоянии мало на что способен. У него всегда опускались руки при размолвке с Мариной – однажды он ей даже сказал: – Когда ты меня не любишь, у меня все из рук валится. Не получается ничего. – Лёш, ты что! Я тебя всегда люблю. – Всегда? И когда я?.. – И когда ты. С чего бы я так страдала? А ты? Меня через раз любишь, что ли? – Да нет… – Может, ты сам себя не любишь, когда у тебя ничего не получается, а? Он только хмыкнул. Вот и сейчас – не получалось. Но тут уж он точно знал, что сам себя просто ненавидит. Пришел на кухню – она там: сидит с чашкой чаю, позвякивая ложечкой. Леший почувствовал – она немножко другая, помягче. Может, удастся поговорить? Достал свою кружку… – Я заварила свежий. …налил чаю покрепче, насыпал побольше сахару, как любил… – Там есть лимон. …отрезал тонкий ломтик лимона, уселся и открыл было рот, чтобы сказать что-то – сам не знал что, как вдруг Марина выпалила: – Я беременна. – И взглянула ему прямо в глаза. Леший увидел, как ее бледное лицо, начавшее было расцветать улыбкой, страшно изменилось – она совсем побелела и выскочила из кухни. Он даже увидел зависший в воздухе дымный сине-фиолетовый след ее глубокой обиды: Алексей так гневно удивился ее словам, совершенно забыв, когда они последний раз были вместе – ему в помрачении казалось, что прошли годы! Он опомнился в следующую же секунду, вспомнив и Рождество, и атласные брючки, но было поздно, поздно – Марина уже увидела его пульсирующую болью мысль: «Это не мой ребенок». Леший схватился за голову – так все испортить! И когда Марина сама – сама! – сделала первый шаг! В полной ярости он со страшной силой ударил кулаком по столу и тут же взвыл от боли – попал по прихватке, поэтому костяшки не разбил, но рука мгновенно распухла и пальцы онемели. Ну что за идиот! Он сунул руку под струю холодной воды, потом нагнулся и подставил голову – волосы намокли, и вода потекла за шиворот. Шмыгая носом, он пошел в спальню. Осторожно открыл дверь и заглянул – Марина лежала на постели лицом к стене. Леший вздохнул: он хорошо знал эту позу. Будет трудно. Он присел на край постели. Что сказать, он категорически не знал. Прости? Сколько можно! Он так устал быть виноватым! И вот, пожалуйста – опять виноват. Прервав его внутренние мучения, Марина вдруг спросила, не оборачиваясь: – Что у тебя с рукой? Леший чуть не взвыл опять, как давеча на кухне: «Что у меня с рукой – ты видишь! Посмотри лучше, что у меня с душой!» Марина повернулась и быстро села, взяв его за руку. – Господи! О стену, что ли, саданул? – По столу, – признался он. – У тебя голова на плечах есть или нет? – Похоже, что нет. – Правая рука, рабочая! Ты же мог кость сломать! По-моему, там и так трещина. Надо будет рентген сделать. Леший преисполнился надежды – так она переживала, так нежно, залечивая, ощупывала его руку. – Ну вот. Вроде бы все. Пошевели пальцами. Он послушно пошевелил – нормально. – Потом сделай рентген. Вдруг я что-то не так починила. – Да ладно. Спасибо. Они помолчали, сидя рядом. – Нет, я не знаю. – Сказала внезапно Марина, пока Алексей лихорадочно пытался придумать, как начать разговор. – Если так, то надо разводиться. – Как… разводиться? Ты что такое говоришь? – Леший обомлел: вот тебе раз! – Ну, если ты про меня так думаешь. – Я так не думаю! – Вот только не надо. – Марин, это было секундное помрачение рассудка. Я забыл… – Что ты забыл? Что ты мой муж? – Нет! Я забыл, когда мы с тобой… последний раз! Мне казалось, это было черт знает когда, чуть не год назад, а прошло-то всего три недели, я все прекрасно помню, и… Оно как-то так само собой подумалось. – Подумалось! Само! – Марин, но ты же знаешь, это мое больное место. – Если тебя кто-то когда-то обманул, при чем здесь я? – Конечно, ни при чем! Но ты же знаешь, как я с ума схожу, когда ревную. А ты со мной и разговаривать не хочешь. – Разговаривать? Это ты со мной не стал разговаривать. Даже слушать не захотел. Из машины меня выкинул, как собачонку какую. – Марин, ну что ты говоришь, из какой машины, когда? – Тогда! Забыл? – Я не выкинул… Я… попросил… – Попросил?! Умчался, только искры из-под колес! Не позвонил! Где он, что он! Четыре дня! Хоть бы матери позвонил или, не знаю… Юлечке! Если со мной не хотел говорить! Я чуть с ума не сошла, думала… не дай бог… – Мариночка! – Мариночка… Где ты был? – Да нигде я не был. По Москве мотался, потом… напился в гостинице… – Четыре дня пил? – Вроде того… На самом деле он опомнился почти сразу: ведь на самом-то деле и не видел ничего. Они просто стояли рядом в цветной полутьме, Марина – спиной к Лешему, Анатолий – лицом, и Лёшка даже не был уверен, что Анатолий ее обнимал! Но все остальное ему тут же нарисовало ревнивое воображение. Кровь ударила в голову, и он испугался, что не сдержится и ударит Марину, а тогда можно сразу прыгать под поезд метро! Почему под поезд метро, на котором Леший почти и не ездил, он не знал, но это первое, что пришло в голову. Пометавшись по Москве, Алексей остыл, но, вспомнив, как выгнал из машины Марину, окончательно расстроился. Он плохо помнил, что делал те четыре дня – он впал в депрессию и запил. Но в один из этих безумных дней, слегка протрезвев, он поехал к ребятам, к Сереге с Татьяной. Ребятам сказал, что случайно был рядом и решил зайти. Посидели, выпили. Он не рассказал им ничего, но Татьяна догадалась, что что-то не так. И он сам в конце концов не выдержал – спросил у Татьяны, пока она мыла посуду, а Серега убирал со стола: – Тань, как ты считаешь… Марина… могла бы… мне изменить? Татьяна повернулась и внимательно на него взглянула: – Нет. – Никогда? – Никогда. |