Онлайн книга «Близорукая любовь»
– Простите, Зоя Ивановна, сделаю вам больно. Она послушно запрокинула голову и открыла рот, Алиса ввела атропин, а Стас заработал клинком ларингоскопа. Колдунов тем временем нырнул в халат и перчатки. Операционная сестра подала корнцанг с антисептиком для обработки поля, но он взял у нее баночку раствора и для скорости плеснул на живот. – Я начинаю! – Фентанил и релаксанты, быстро! Можно, Ян Александрович. Колдунов молниеносно рассек брюшную стенку. Ассистент отработал крючками. – Отсос, тампоны, быстро! – скомандовал Колдунов. Стас, подлезая под шторку с простыней, ограничивающую операционное поле, ставил подключичный катетер, прислушиваясь к Алисиным переговорам с отделением переливания крови. У Зои была первая группа, но в ОПК давали только одну дозу эритроцитарной массы. – Пусть поднимают центральную станцию, в других больницах ищут, но чтобы четыре дозы было! – рявкнул Стас. – И не позже чем через полчаса! Давление падало. В отсосе накопилось два с половиной литра крови, а источник кровотечения еще не нашли. Стас струйно лил полиглюкин, рефортан, но это не спасет положения без донорских эритроцитов. – У меня тоже первая, – тихо сказал Иван. – Возьми хотя бы литр. – Ты же знаешь, сейчас прямое переливание запрещено. – Ничего, у нас все микробы общие. – Алиса, возьми у него восемьсот граммов, – скомандовал Стас, – а потом прокапай физиологии литра полтора. – Почечная ножка перебита! – крикнул Ян Александрович. – Зажим сюда! Все. Остановили. Стас перевел дух. Кажется, с начала операции он не дышал от напряжения. Сейчас Колдунов сделает нефрэктомию [17], он перельет Зое теплой Ванькиной крови, и давление начнет быстро подниматься. Неужели самое страшное позади? Стас посмотрел на хирургов. Лоб Колдунова был весь в бисеринках пота. – Стабилизируй ее немножечко, – сказал профессор. – Догони хотя бы до восьмидесяти, и я почку убирать начну. Монитор показывал шестьдесят на двадцать. Давление не повышалось, но и не падало, уже хорошо. Алиса принесла два пузатых пакета с Ванькиной кровью. Там было не меньше литра. – Можно работать, – сказал Стас. Люба безучастно позволила одному из врачей отвести ее в приемный покой. Там она села на стул дожидаться известий. Хорошенькая девушка в белом халате обработала ей разбитую губу. Потом пришел врач, но Люба сказала, что прекрасно себя чувствует и не нуждается в помощи. На самом деле она не чувствовала себя никак и не ощущала собственного тела. Поверить в то, что произошло, она тоже не могла. – Пойдемте, я вам чаю дам, – предложила медсестра. – И переодену, вы же вся в крови. Люба с недоумением оглядела себя. Действительно, пиджак и юбка заскорузли от крови, колготки порвались, а она ничего этого не замечала. Она машинально помылась под еле теплой водой, надела ветхие хирургические штаны и рубашку. – Да не волнуйтесь так, – заговорила медсестра. – Оперирует Ян Александрович, а он знаете каких больных вытаскивал? Все будет хорошо. Возьмите сигарету. Люба покачала головой, но покорно закурила и глубоко вдохнула дым, словно лекарство. Сестричка что-то быстро говорила и говорила, и Любе казалось, что она уговаривает саму себя. – Вы точно не пострадали? Пусть все же врач посмотрит. Лучше будет, если посмотрит, мне ведь про вас тоже надо телефонограмму передавать. – Пусть посмотрит, если нужно. Вернулся доктор. Он уже знал, что Люба – подруга Зои Ивановны, поэтому во время осмотра тоже утешал ее. Любе хотелось только одного – чтобы ее никто не замечал. Уехать, не узнав результат операции, она не могла, но не считала, что пострадала настолько, чтобы вокруг нее суетились медработники. – Надо денег, наверное? На лекарства и вообще, – сказала Люба. Сестра замахала руками. – Извините. …Как и предполагала Люба, Максимов не обрадовался Зоиному появлению. Посадив незваную гостью на диван, он вызвал Любу в кухню и свистящим шепотом устроил ей разнос. Он говорил резкие, обидные вещи. Люба пытается влиять на его жизнь и перестраивать ее по собственному вкусу, на что не имеет никаких прав. Она слишком вольно распоряжается его временем и жилплощадью. Любе хотелось уйти, но оставить Зою наедине с Борисом было бы предательством. Когда они вернулись в комнату, Зоя, ничуть не смущенная холодным приемом, потребовала у Максимова кофе. Кофе был сварен, разлит по чашкам, и доктора удалились на балкон, оставив Любу в обществе телевизора. Сквозь закрытую балконную дверь она ничего не слышала. Но, судя по жестикуляции, беседа велась на повышенных тонах. Горькие мысли не давали Любе покоя. Пусть она совершила бестактность и привела к Борису его злейшего врага, ну и что? Ведь теоретически можно допустить, что она не знает об этой вражде. Можно было посмеяться над забавным совпадением и попросить Любу не приводить Зою впредь. А он стал отчитывать ее, словно нашалившую пятиклассницу! Хлопнула дверь, и доктора вернулись к комнату. – Борис, прошу тебя! Не лезь к нам, и мы тоже тебя не тронем. Пусть Ян с Димой спокойно работают. Не вмешивайся. Ты развалишь хорошее дело, а взамен ничего не создашь! – Отчего же? – Максимов высокомерно усмехнулся. – Отчего вы так решили, Зоя Ивановна? Вы разве так хорошо знаете нейрохирургию? По лицу Зои было видно, что она всеми силами старается удержаться от грубости, но у нее не получилось. – Зато я знаю тебя! – выпалила она. – А вот ты, похоже, совсем меня не знаешь! Я выживу тебя из академии, и на должность главного нейрохирурга тоже охотники найдутся. Неужели ты не понимаешь, что сидишь в своем кресле только потому, что с тобой никто не хочет связываться? – Видишь, Люба, кого ты привела ко мне? – воскликнул Максимов патетически. – Женщину, которая не гнушается оскорблять человека в его собственном доме! Я удивлен, что ты водишь дружбу с подобными людьми! – Без тебя разберусь, с кем дружить, – буркнула Люба. – У Зои был к тебе деловой разговор, и не ее вина, что он превратился в перебранку. – Как ты смеешь отвечать мне в таком тоне! – Почему нет? Я свободный человек. – Тогда тебе долго еще придется оставаться свободным человеком! Такая хамка вряд ли заинтересует приличного мужчину! Люба встала: – Пойдем, Зоя? – Да, пожалуй. Борис Владиславович получил от меня всю необходимую информацию, пусть подумает на досуге. Сейчас мы вряд ли способны вести конструктивный диалог. |