Онлайн книга «Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова»
– Что-то помирать мне неохота. Да и рановато. Поляков, настроившись погибать, помалкивал и слушал. – Так что гляди: сейчас они опять наедут. Это, считай, двенадцатая атака. Но у них тоже, небось, патроны отсырели. Главное – обжечь их, чтоб отъехали. А как они опять шажком поедут, я с полусотней на них в пики кинусь. Если они хоть чуть шатнутся, ты со второй полусотней тоже налетай. А если уж они меня собьют, командуй: «К пешему бою». Я присоединюсь, ну и там уж… Понял? * * * Писали потом биографы, что все так и вышло. После неудавшейся атаки горцы отхлынули, пошли шагом. Сотня села в седла. Вдали погромыхивал гром. А Бакланов якобы сказал казакам: – Товарищи! слышите гул орудийных колес? Это полк спешит к нам. Горцы бессильны, ружья и пистолеты их так же замокли, как и ваши. Нагрянет полк и передушит их, как цыплят, но это бы ничего, а всю славу припишет себе. Вы ж целый день выставляли вашу могучую грудь и останетесь ни при чем! Станичники! Не допустим их воспользоваться нашими трудами. Пики наперевес! с Богом! вперед! Вот так он сам воспроизвел в записках свою давнюю команду-приказание. * * * Нам же кажется, что немного по-другому было. Не о том говорят в таких случаях и не так говорят… Загалдели, загичали черкесы. Бросились «в шашки». Наперерез им, налетающим, быстро и низко находила туча. Успел Бакланов скомандовать: – У кого заряды сухие, давай к середке. Быстро и бесшумно перегруппировались казаки. Один напомнил: – Слышь, Бакланов? Заряды кончаются… – Надо отбить. Палите по лошадям… Налетели черкесы вплотную. Врезали казаки им в упор. Завизжали, покатились серые и темно-гнедые черноногие кони. Разделились, отскочили горцы, и сразу слева и справа родственники и кунаки по одному подлетели, стали подбирать подбитых и лошадьми придавленных. Посерьезнели черкесы. Бой перешагнул ту грань, когда речь шла лишь о добыче. И Бакланов, объезжая сотню, сказал негромко сквозь зубы: – Садись… Взлетели казаки в седла. – Урядники, ко мне! Подъехали урядники. И сказал им Бакланов вполголоса: – Как молонья вдарит – кидаемся… И блеснули белки их глаз, ибо взор свой обратили они к небесам, синевато чернеющим. Черкесы, безвозбранно подобрав убитых и раненых, шагом тронулись, оглядываясь. А Бакланов с урядниками все в небо глядел. И вот… Пыхнула в черноте белая молния и ударила по одинокому дубу на ближнем бугре. Тот, раскалываясь, скрипуче крякнул и аж просел. Секунда… Грохнул гром над самой головой, раздирая черное небо, и осыпалось оно на землю крупными каплями. Еще секунда… И – может, придумал кто, а может, само так получилось… – О-у-у-у-у… ах…ах…ах… Тоскливо-безжалостен и ослепительно-ясен поплыл в полуденном воздухе волчий полуночный вой. Присели от грома и шарахнулись от волчьего воя кабардинские лошади… Присели от страха и метнулись вперед придавленные всадниками дончаки… – Пошли!.. Вот оно!.. Взяла полусотня с места в карьер, и взвыли, и завизжали казаки по древнему татарскому обычаю: – А-и-и-и-и… ах… ах… ах… * * * Степь бескрайняя, беспредельная жарится на солнце, трескается от мороза. А в балке, темной и прохладной, течет речка, журчит хрустальными водами. Степь – мгновение. Речка – вечность. Топчут степь любимые дети Матери Земли, пасут стада. Сгоняют скот в балку к речке и приобщаются к вечности. И есть в степи воины, любимые дети Неба. Даровал им Отец, всемогущий и всемилостивый, ослепительный миг жизни в этом прекраснейшем из миров. Вязок миг, растянут, и вмещается в него восторг скачки, опьянение битвы, ласки верных жен и неверных любовниц, радость отцовства, когда ребенок ползает по тебе, отдыхающему. Но истекает миг, и призывает Отец к себе воинов: «Хватит вам, воины, наскакались, навоевались…» И оглядываются воины на сладостный миг истекшей жизни, и бросаются в последний бой… Трава, береги копыта коней наших… Ветер, поддержи нас под локти… Радуйся, Вечное Синее Небо, радуйся, Отец, мы идем… Душа-птица бьется в груди, крыльями ребра царапает: «Выпусти, выпусти меня…» И вместе с душами взлетает к Синему Небу визг куманский или посвист печенежский: – А-и-и-и-и… – потрясающее небеса в си миноре. * * * Много говорили потом об этой атаке и участников расспрашивали. Те не знали, что ответить. Один урядник сказал внятно: – Помирать, так с музыкой… Из донесений видно, что горцы, не ждавшие контратаки, смешались. Тут ударил Поляков, охватывая их с флангов… Под проливным дождем гнали дрогнувших наездников до Лабы 15 верст. Настигая, били пиками под наборные кавказские ремни, били с маху, всем телом, чуть не вываливаясь из седла. Старались пониже, в поясницу, где ни угнуться, ни увернуться, разве что на скаку под коня нырнуть. Удар страшный, и, если правильно попал, – рана смертельная, неизлечимая. Говорили меж собой самые грамотные из офицеров, что Ахиллес, воитель древности, врагов пикой только в голову разил. Как зверьков, чтобы шкурку не испортить. Но то – Ахиллес. Где уж нам, простым казакам, с ним тягаться… Отбили смешавшихся черкесов от брода и заставили спасаться через Лабу вплавь. Сами стреляли, спешившись, на выбор. Выбирали, на ком доспех ярче, под кем конь добрее. Вымахнул на тот берег Лабы табун мокрых коней с пустыми седлами… Ушли человек шестьдесят – остальных порубили, покололи, постреляли. На обратном пути ловили полохливых, осиротевших коней, снимали с убитых оружие, стягивали кольчуги, отстегивали налокотники. Раненых добивали. Пленных не было. Вспоминал потом Бакланов, что «трудно было требовать от казаков, разъяренных как львы, пощады врагам». * * * Добивать раненых врагов запрещалось. За такие дела люди под суд шли. Возьмем, к примеру, урядника Григория Яковлевича Крюкова, судимого 28 июля 1843 года «за взятки с казаков денег будто бы в пользу офицеров» и «за освобождение от следования на смотр в 1837 году» (тоже за деньги). Значилось в его деле: «Сверх того: … за доколотие в смерть раненого им вместе с тремя казаками хищника по служению в полку Рубашкина бывшего № 4…». И казаков тех тоже привлекли. 12 августа 1843 года привлекались казаки полка Рубашкина бывшего № 4 Иван Фролович Ремчуков, Федор Иванович Ивашков и Андриан Иванович Борисов «за доколотие в смерть раненого ими одного хищника при преследовании его». Правда, Наказной Атаман Войска Донского конфирмациею 8 марта 1844 года «определил казаков… освободить от всякого наказания» [11], но под суд-то их все-таки отдавали… Впрочем, мы отвлеклись. |