Онлайн книга «Осенняя смена меню»
|
Нина Львовна. А потом ты стал говорить: вот именно. Роман Петрович. Вот именно? Нина Львовна. И я стала говорить: вот именно. Роман Петрович. Вот именно. Нина Львовна. Вот именно, Рома. Та к и живем. Пауза. Роман Петрович. Нет, Нина, я тебя люблю, как никого никогда не любил. Ты даже не можешь представить всю глубину… Столько лет, и хотя бы на йоту… Хоть бы на йоту уменьшилось… Нина! Я – твой! Ты – моя! Моя! Ты! Нина Львовна. Не надо, Рома, мне не нравится, когда ты произносишь подобные тексты. Роман Петрович. А тебе вообще мои тексты не нравятся. Нина Львовна. Если бы мне нравились твои тексты, ты бы уже давно перестал писать. Роман Петрович. Это женская логика. Нам недоступна. Нина Львовна. А ты работай, Рома, работай. Роман Петрович сел за машинку. Роман Петрович (глядя на белый лист бумаги). Сейчас. (Сосредотачивается.) Нина Львовна. Вообще-то при здравом размышлении… в этом есть что-то… от извращения. Роман Петрович (не отрывая взгляда от бумаги). Да? В чем же тебе видится извращение: в том, что я пил из туфли или в том, что из туфли твоей сестры? Нина Львовна. Я бы сказала не так. (Но как – не говорит). Роман Петрович. Нина, ты не права. Ты гений. (Все так же глядит на бумагу.) Пауза. Нина Львовна. «Знаешь, как я жила в девушках?» Роман Петрович (не заметив подвоха). Как? Нина Львовна. «Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью…» Роман Петрович. Какие… цветы? Нина Львовна. «У меня цветов было много-много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы – у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату…» – надо же, помню!.. – «по бархату золотом, а странницы станут рассказывать, где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют». Роман Петрович. «Бесприданница». Нина Львовна. Сам ты «бесприданница»! «Так до обеда время и пройдет». Есть хочется. Ты почему не печатаешь? Роман Петрович. Тебя слушаю. (Догадался.) «Гроза». Нина Львовна. Давно бы напечатал что-нибудь. Роман Петрович. Давно не печатал. Не начать. Нина Львовна. Разучился? Роман Петрович. Не знаю. Нет. Но бумага… Она… (Отодвигается от машинки.) Нина, ты гений. Как я тебя полюбил! (Встает, подходит к стене, берется за вьюшку.) Нина Львовна. Не открывай! Зачем? Роман Петрович. Не буду. (Отходит.) Мы туда не пошли. Мы молодцы. Бог нас уберег… Вот что, Нина: пусть это будет все с Двоеглазовым. Что ты рассказала. Нина Львовна. А не с Катериной? Роман Петрович. А не с Потоцким. Я тебя отобью у Двоеглазова. Как у Потоцкого, но только у Двоеглазова. Решено. Отбил. Отобью. С шампанским. Нина Львовна. Тебе виднее. Роман Петрович (решительно). Заметано. Нина Львовна. Хочешь расскажу, как ты пришел к нам в студию, помнишь… давным-давно, перед самым развалом? А потом ругался. Говорил, что все самодеятельность. Роман Петрович (задумчиво). Да, пожалуй, хочу. Нина Львовна. А хочешь, я тебе расскажу, как ты приезжал ко мне в Красную Горку? Роман Петрович. Да, Нина. Нина Львовна. А как бежал за трамваем, когда разводились? Роман Петрович. Да, Нина. Нина Львовна. А как кричал меня во дворе, когда я жила в Угловом переулке? Роман Петрович. Да, Нина. Нина Львовна. Ну так что же тебе рассказать? Роман Петрович. Нина, милая, Нинуль, расскажи мне… скажи мне… ты мне когда-нибудь изменяла? Пауза. Нина Львовна. С ума сошел? Роман Петрович. Ну а что тут особенного? Что было, то было, если было. Ты же сама знаешь, как я к этому отношусь. Дело прошлое. А не было, так не было. Нина Львовна. Роман, ты в своем уме? Роман Петрович. Да ведь мне это совершенно безразлично. Я ж только из любопытства. Не буду же я ругаться, как ты думаешь? Нина Львовна. Я ничего не думаю. Роман Петрович. Если думаешь, я сцену устрою, я, не думай, не устрою. Кем бы я был, если б устроил? Нина Львовна. Ты о чем говоришь, Роман? Ты это серьезно? Роман Петрович. Ну вот видишь… Я ведь знал, что ты не ответишь. Только почему, не понимаю. Потому, наверное, что я к тебе более искренно отношусь… чем ты ко мне. Нина Львовна. Рома, дорогой мой… извини… но у тебя, по-моему, маразм начинается. Роман Петрович. Ну хорошо. Прекратили. Просто я тебя очень сильно люблю, и ничто не поколеблет к тебе моего чувства! Теперь это называется маразмом. Не понимаю, почему ты этому придаешь такое значение. Нина Львовна. Чему – «этому»? Роман Петрович. Этому. О чем спросил. Нина Львовна. Я? придаю? значение? – этому? Роман Петрович. Если бы не придавала, сказала бы просто, и ничего бы ровным счетом не произошло. Нина Львовна. Роман, ты хочешь услышать, что я тебе изменяла… Роман Петрович. Я не мазохист. Я просто полюбопытствовал. Не хочешь – не говори. Нина Львовна. Ты хочешь… чтобы я сказала: да, изменяла… Роман Петрович. Если нет, сказала бы нет. А что тут такого? Нина Львовна. А если да, сказала бы да? Роман Петрович. Ну а как же? Если да, то да. Я же правду спрашиваю. Нина Львовна. Ну, допустим, да, что дальше тогда? Роман Петрович. А когда? Нина Львовна. Другой бы спросил с кем. Роман Петрович. Вот именно. Нина Львовна. Вот именно. Пауза. |