Онлайн книга «Ребенок Бриджит Джонс. Дневники»
|
Никаких селебрити не обнаружилось. Будто прилетела в Африку на сафари, а там ни львов, ни другого зверья. Зато в воздухе отчетливо чувствовался запах рыбы. Дэниел и по пути к столику не дал мне рта раскрыть. Со своей новой машины переключился на свой новый роман – «Поэтика времени». – Концепция та же, что в «Стреле времени» [4]. Герои полагают, что время движется вспять, а оно на самом деле движется вперед. – А это разве не то же самое, что и реальный ход времени? Время – оно ведь и так вперед движется. – Джонс, речь идет о концептуальной литературе. Я пишу роман в жанре экзистенциализма. Что это с ним? Для Дэниела норма – заставить тебя поведать ему, какие трусики ты в школьные годы носила. – Конечно, конечно. Но все-таки, – не сдавалась я, – разве это не будет чересчур, что называется, «в лоб», а? Принесли меню. Стопроцентно рыбное. Рыба во всех видах: суши, тэмпура – словом, все, чем сотни лет японцы закусывали саке. Деточка почуяла неладное, напряглась в животе. – В какой лоб, Джонс? – Я говорю, если время движется вспять, это же сразу заметно. Машины едут задом, рыба плавает хвостом вперед, – зачастила я. В животе начинался бунт. – Рыба? Под гнетом непривычной, вызванной беременностью пассивности я позволила Дэниелу сделать заказ и продолжить распространяться о своем романе, где время движется вспять, но при этом как бы и не вспять. Не уставала удивляться Дэниелу. Похоже, у него новый бзик – хочет, чтобы его всерьез воспринимали. Наверное, бзик вызван кризисом среднего возраста. У помешательства на машине тоже оттуда ноги растут. Я собираюсь стать матерью; Дэниел собирается выйти в тираж. – Видишь ли, Джонс, речь об альтернативной концептуальной вселенной, – продолжал Дэниел. – Никакой рыбы в «Поэтике времени» просто нет. – Слава богу! – с искренней радостью воскликнула я. Когда принесли наш заказ – сплошь из рыбы, – я уверилась: надо завязывать с «Поэтикой времени» и переходить к сути дела. – Я говорю, это новая реальность, заставляющая человека задаваться вопросом… – Да, да, очень интересно. Послушай, Дэниел, я должна тебе кое-что… – Знаю, знаю, знаю, знаю, – перебил он. Выдержал театральную паузу и включил более привычного Дэниела – иными словами, весь подался ко мне, заглянул в глаза с намеком на задушевность. – Я вел себя кошмарно, Джонс. Нужно было обрывать твой телефон, терроризировать тебя излияниями на тему неповторимости нашей бурной ночи. Нужно было выражать благодарность посредством цветов, безделушек и шоколадок, отлитых по индивидуальному заказу с нашими именами на миниатюрных сердечках. Но пойми, Джонс: все это время меня мотало по кругам литературного и окололитературного ада. Ты даже не представляешь, каково держать в голове целый роман, какая это тяжкая ноша для интеллекта… – Послушай, Дэниел… – Да, Джонс? – Ты можешь помолчать? Уже сорок бочек наговорил. – Ты права. Права, как всегда. Ну-ка, давай, напомни, какие трусики ты носила, когда была школьницей? К горлу подступила тошнота. – Что с тобой, Джонс? – Видишь ли, мне что-то не хочется рыбы. То есть категорически не хочется. Может, они бы запекли для меня картофелину-другую, а? – Пойми, Джонс, «Нобу» – японский ресторан. Они не подают в качестве закуски ни печеную картошку, ни рулеты с джемом, ни пироги со свининой – ничего в этом духе. Ты заказала восхитительного лосося, маринованного в мисо-пасте, водорослях и саке по рецептуре, которой четыре сотни лет. Ну так давай, ешь его, не упрямься. Будь хорошей девочкой. Все мои силы сосредоточились на том, чтобы проглатывать и не выпускать обратно кусочки «восхитительного лосося»; поэтому, когда швейцар распахнул передо мной дверцу Дэниеловой машины и оттуда пахнуло свежей кожей, факт наличия во мне младенца все еще не был преподнесен Дэниелу, даром что сам младенец успел вступить в конфронтацию с «восхитительным лососем». – Чудесный вечер, – пробормотал Дэниел, нажав какую-то кнопку на приборной панели, отчего «Мерседес» с ревом рванул с места. – Дэниел, я должна тебе кое-что… «Восхитительный лосось» устремился вверх по пищеводу. – Днл, стнв мшну, – пробулькала я полным ртом рвотных масс, сдерживаемых только моими ладонями. – Извини, Джонс, не расслышал. Все. Свершилось. – Боже всемогущий! Джонс, что происходит? Фу! Кошмар! Ад кромешный. Какого дьявола?.. – заорал Дэниел, когда рвота, брызнув сквозь мои пальцы, равномерно распределилась по жемчужно-серому интерьеру. 23.00. Моя квартира. Прости меня, доченька; прости за все. Мамочка исправится, честное слово. Не волнуйся, отдыхай у мамочки в животике. Мамочка сама все сделает. Нас с тобой ждут отличные времена. А пока мамочка позвонит твоему дедуле. Суббота, 14 октября Папин клуб, Лондон. До чего славно было повидаться с папой! Я все ему рассказала, а он взглянул на меня своими добрыми и мудрыми глазами и крепко-крепко обнял. Мы сидели в библиотеке, среди старинных фолиантов, карт и глобусов, перед камином, который топится углем, в кожаных креслах, которые самой своей потертостью как бы говорят: «И это пройдет». – Знаешь, папа, я себя какой-то шлюхой чувствую. Или теткой из шоу Джерри Спрингера – одной из тех, что с собственными внуками спят. Кстати – хочешь животик пощупать? – Ах, милая, все мы недалеко ушли от героев шоу Джерри Спрингера. И папа с нежностью и волнением погладил свою будущую внучку. – Я сам не уверен, кто твой отец – я или тот молодой викарий, которого сорок лет назад к нам в приход определили. Я перевела дух. – Шучу, шучу, милая. Кстати: ты сделала ровно то же самое, что сделало бы девяносто процентов населения Земли в твоей ситуации. Мы оба перевели взгляды на престарелых джентльменов – членов папиного клуба. По большей части джентльмены дремали в креслах. – Ну, может, я загнул насчет девяноста процентов, – поправился папа. – Скажем, восемьдесят пять; да, пожалуй. И вот еще что, милая. Запомни: всегда лучше сказать правду. – В смысле, надо сообщить маме? – с ужасом в глазах уточнила я. – Нет. По крайней мере, не сейчас. Я имел в виду, ты должна сказать правду Марку и Дэниелу. Откройся им. Посмотрим, что будет. Воскресенье, 15 октября |