Онлайн книга «Ребенок Бриджит Джонс. Дневники»
|
– Бриджит! Миранда! Это – Пери Кампос, наш новый сетевой контролер. За Финчем маячила женская фигура на высоченных каблуках. – А это, – продолжал Финч, – команда системных аналитиков, наблюдавшая сегодня за работой над шоу. В дверь просунулось несколько голов. – Этим же они будут заниматься в течение четырех недель с целью выявить сотрудников, подлежащих сокращению для оптимизации рабочего процесса, – заявила Пери Кампос. Она выступила вперед и оказалась американкой – очень молодой, в дизайнерском прикиде и в окружении бородатых юношей с забранными в пучки длинными патлами. – Я называю это сельскохозяйственным термином «обрезка», – продолжала Пери Кампос. – Очень удачное слово, по-моему. Так и хочется посмаковать. 19.00. Туалет на студии «Удивись, Британия!». Меня скоро уволят. Мое место займет юноша с самурайской прической. 19.03. Секс мне больше не светит. Никогда. Вчера был прощальный сеанс. 19.04. Я уподобилась пародийной школьной учительнице – старой деве с набеленными щеками и жирным слоем алой помады; вечной «мисс»; инопланетному реликту. Да, Бриджит, ты теперь такая, и нечего обольщаться. Боже! Телефон!.. * * * 19.10. Звонил Том. – Дорогая, ты на презентацию Арчера Биро идти думаешь? Когда появишься? Мысль лихорадочно заработала. – Бриджит! БРИДЖИТ! – Нет, – произнесла я зловещим тоном. – Никаких Арчеров. Никаких Биро. – Дорогая, ради всего святого! Неужели ты после Марка Дарси до сих пор не очухалась? Ты ведь у нас богиня любви; ты же энергию излучаешь, как Солнце. А он кто? Снобское снобище, серийный двоеженец и отрыжка публичной школы. Ждем тебя в полвосьмого в «Скайбаре». Тебе надо оторваться по полной, детка. 20.00. Бальный зал в «Бэнксайде», Южный Лондон. Во время забега вверх по лестнице – потому что мы катастрофически опаздывали – Шэззер еще переваривала стычку возле входа. У нее это выражалось в шипении «Ублюююдки!». Просто Тома не было в списке приглашенных, о чем нам сообщили юные секьюрити в черных костюмах. Шэззер пришлось объяснять им, что отсутствие Тома в списке объясняется дремучей ГОМОФОБИЕЙ устроителей презентации, каковую гомофобию, уж конечно, осудят все до единого СМИ, и так далее в том же духе. Юные охранники сдрейфили и пропустили нас всех, а Шэззер направила негодование в иное русло. – Нет, ну не урод? Сначала трахнул тебя после крестин, а потом СВАЛИЛ! Я давно говорю, что он просто распутный, эмоционально зажатый, пьяный… – С нездоровой зависимостью, – вставил Том (он у нас теперь – только не смейтесь – психотерапевт). – Самодовольный тупой ублюдок! – провозгласила Шэззер прямо в физиономии целой толпы представителей окололитературных лондонских кругов, вооруженных бокалами и пластиковыми пиалами с неподлежащим опознанию содержимым. На сцене уже выстроились в ряд авторши-номинантки. Национальности – на любой вкус, наряды – тоже. Присутствовали и хиджаб, и гватемальское платье расцветки «пожар в джунглях», и полноценная паранджа. – Попрошу внимания! Задние ряды литераторов дрогнули, раздались, и к сцене прошествовала госпожа президент в ослепительном, будто для церемонии вручения «Оскара», платье. – Леди и – не забыть бы – джентльмены! – проговорила она уже в микрофон. Выждала, не хихикнет ли кто. Продолжила: – Я рада приветствовать вас на вручении почти юбилейной, пятнадцатой с момента основания премии Арчера Биро за лучшую женскую прозу. Наша премия была учреждена главным образом для искоренения унизительного термина «чиклит»… – Все дело в моем возрасте, – прошептала я. – Но также наша премия была учреждена и для продвижения серьезной, вдохновляющей… Я почти прижалась к Шэззер и продолжила ей на ухо: – В общем, со мной больше никто и никогда не займется сексом. Никогда, понимаешь? – Мощной, как горный поток… – Не пори чушь, – сказала Шэззер. – Которому воистину подобна женская интуиция; пропитанной духом женского императива… – Да ты уже сегодня какого-нибудь красавчика подцепишь, – сказала Шэззер. – Леди, нельзя ли потише! – прошипел Чон Чхан, под шумок опустошавший бокалы. – Извиняюсь, – шепнула я – и тут чья-то ладонь легла на мою задницу. В первое мгновение я застыла. Затем повела глазами вбок. От меня к сцене удалялась знакомая фигура. – И сейчас я с удовольствием передаю слово человеку, всем нам знакомому по телепередачам; бывшему президенту «Пергеймон пресс» и, по слухам, начинающему романисту ДЭНИЕЛУ КЛИВЕРУ! Боже! – Каким ветром его занесло? – спросил Том. – Я думал, он в Трансильвании, наслаждается жизнью с тамошней Белоснежкой. – Леди и джентльмены! Многоуважаемые члены комитета Арчера Биро! – начал Дэниел, весь из себя загорелый и лучащийся успехом, как политик после «пластики». – Для меня неслыханная честь стоять на этой сцене, среди столь восхитительных финалисток. Я чувствую себя словно на конкурсе «Альтернативная мисс мира». Я ждала возмущенного рева, но послышался, напротив, одобрительный ропот. – Нестандартный парень, – заключила Пэт Баркер, морща нос. – Честное слово, – продолжал Дэниел, – я с огромным нетерпением жду выхода в купальниках. Аудитория отреагировала гомерическим хохотом. – Признаюсь по секрету – мне больше времени понадобилось, чтобы научиться выговаривать имена наших финалисток, чем чтобы прочесть их литературные шедевры. Иными словами, я был на один недобритый волосок от опасности увидеть этот конверт в чужих руках. Хвост фразы потонул в мощном потоке одобрительных выкриков, производимых представительницами литературного бомонда. – И вот в эту самую минуту я, с дрожащими руками, с бесчисленными благодарностями Колледжу Святой Троицы за вклад в восстановление праиндоевропейского языка, объявляю победительницу… Дэниел нарочито долго вскрывал конверт, приговаривая: – Да, да, это все равно что в самый ответственный момент вытаскивать презерватив из пачки… О! Мои бесценные! Мои бесценные читатели и не менее бесценные номинантки! Первый приз разделили между собой Камаданда Нгози за роман «Плач длиною в тысячу лет» и Ксиаолу Дуибхне за роман «Две тысячи лет не иссякали слезы». Едва закончив речь, Дэниел был подхвачен и унесен целой толпой сногсшибательных юных издательниц. А я ретировалась в туалет для восстановления душевного равновесия. – Расслабься, – заявил Том, как только я вновь села за столик. – Выжди еще пару-тройку лет – и будешь на коне. Когда у тебя плешь намечается и брюхо через ремень свешивается, тут уж мозги другим пудрить – непозволительная роскошь. |