
Онлайн книга «Дорогие мои»
– Ты мне веришь? – Верю. – И без вопросов? – Без. – Тогда я тебе скажу: Катаев – чужой нам человек. Прут, когда после этого был в Париже, вдруг сказал Юдовичу, показав на подвал: – Ты здесь покончил с собой? – С чего это? – удивился Юдович. – Ты что, с ума сошел? Прут понял, что он ничего не знает. Однажды Прут встретил Катаева. Тот, улыбаясь, протянул Пруту руку. Прут руки не подал и пошел дальше. Пастернак с Сельвинским шли по Переделкину. Навстречу Катаев, подал руку Сельвинскому, потом пожал руку Пастернаку. Когда Катаев отошел, Пастернак спросил: – Кто этот господин? – Катаев, – ответил Сельвинский. Пастернак пришел домой и написал Катаеву письмо: «Извините, я не знал, что это вы, иначе руки бы вам не подал». Маленькие девочки, внучки известных писателей, спросили Иосифа Леонидовича: – Дедушка Прут, почему вы не ходите в ту аллею? Прут сказал: – Потому что там Мариэтта Шагинян караулит Катаева, чтобы его убить. Вдруг она перепутает и по ошибке убьет меня. Тут же в аллее появилась Мариэтта Шагинян. Девочки побежали к ней и закричали: – Тетя Мариэтта Сергеевна! Это не Катаев, это дедушка Прут! Иосиф Леонидович Прут с Жискаром д'Эстеном, президентом Франции, снимались на Красной площади для французского телевидения. Речь шла о Бородинском сражении. Ж. д'Эстен сказал, что правым флангом командовал маршал Понятовский, чей потомок является теперь министром в правительстве Франции. И что он стал маршалом в числе двенадцати знаменитых – Мюрата и так далее. Прут сразу понял ошибку, но ни слова не сказал. Однако потом режиссеру объяснил, что французский президент допустил две неточности. Понятовский в Бородинском сражении был генералом, а маршалом стал через год, когда во время сражения прискакал к Наполеону в крови. Наполеон спросил: «Вы ранены?» Понятовский ответил: «Я убит», – и упал замертво. Посмертно получил маршала. Режиссер спросил Прута, где он хочет получить деньги – во Франции или в СССР. Прут захотел во Франции. Когда он был там, его двоюродный брат, много лет живущий в Париже, сказал: – За восемь минут интервью с президентом ты должен получить десять тысяч франков. Сын брата поправил: – Думаю, только пять тысяч. Второй сказал: – Радуйтесь, если получите три тысячи. Прут взял такси за 35 франков, выпил с режиссером за 35 франков и получил за интервью ровно 70 франков. Он заявил: – Можете свернуть эти семьдесят франков и сунуть их в задницу президенту телекомпании. Через некоторое время в посольство Франции в Москве пришел перевод на 200 франков. Когда-то Прут дружил с Горьким и даже считал себя его учеником. Я спросил Прута, был ли Горький человеком эрудированным. Прут сказал: – Не очень. Он, Горький, любил цитаты, но часто произносил их невпопад и неточно. Однажды приятель Прута, корреспондент «Правды», попросился на обед к Горькому. Прут передал просьбу Алексею Максимовичу. Тот поинтересовался: – Ему что, нечего есть? – Нет, он просто хочет с вами познакомиться. Приятель был приглашен. Во время обеда Горький сказал: – Как говорил Франциск Второй… – и дальше шла цитата. Прут ошибку заметил. Но промолчал. А приятель громко заявил: – Эта фраза принадлежит Франциску Первому. Воцарилась тишина. – Нет, Второму, – сказал Горький. Больше приятеля в гости не звали. Прут заметил, что в путеводителе по городу Калининграду есть фраза: «В городе Калининграде родился великий немецкий философ Иммануил Кант». Выступая в Доме литераторов на вечере Академии наук, Прут рассказал про своего друга академика, что в его трудах нашел фразу, которая одна уже увековечила ее автора. И процитировал: – «В Ленинграде на Дворцовой площади стоит колонна…» – Ну и что? – спросил академик из первого ряда. – Все правильно. – Я не закончил, – невозмутимо продолжал Прут. – «А на ней изображение ангела в натуральную величину». Получается, что моему другу известна натуральная величина ангела. Эстрадный артист, куплетист Н. Рыкунин когда-то отдыхал в «Империале». Вышел на улицу и увидел, как к санаторию подъехал шикарный автомобиль. Из него вышел молодой человек и спросил: – Вы, наверное, русский? Только русские так рассматривают автомобили. – Да, – признался Рыкунин, – я из Москвы. – А вы знаете Прута? – Это мой друг, – сказал Рыкунин. Молодой человек отдал Рыкунину свою машину на целый месяц. Это был сын школьного друга Иосифа Леонидовича Прута. Когда Прут однажды приехал в Лозанну, местная газета написала: «Из Советского Союза приехал господин Прут. Не вздумайте говорить при нем тайное по-французски. Он этот язык знает лучше нас». Прут сказал мне: – Никита Богословский у меня вот здесь, – и показал кулак. – Почему? И я услышал такую историю. Однажды Пруту позвонил Павел Лисициан и попросил послушать его концерт, который будет по радио после двенадцати ночи. – Тебя, – сказал Прут, – я готов слушать и после двенадцати. Прут сел в кресло и стал слушать. Объявили «Вступление к трем неаполитанским песням» и заиграли мелодию песни «Темная ночь». Прут тут же позвонил Богословскому и объявил: – Ты говно. – Кто это говорит? – спросил спросонья Богословский. – Весь город говорит. Я только что слушал «Вступление к неаполитанским песням». А дальше Прут сказал мне: – Хорошо ему теперь знать, что Прут у него всегда в тылу? Это даже немцам не нравилось. А это четверостишие Прут сам сочинил и спел в ЦАРИ в присутствии Соловьева-Седого на мотив «Хризантем»:
Соловьев, Соловьев, Соловьев ты седой,
Только песни твои вот с такой бородой.
В восемьсот девяносто четвертом году
Отцвели уж давно хризантемы в саду.
В «Империале» одна женщина пожаловалась Пруту, что не может здесь спать, поскольку фонари ночью с улицы светят ей прямо в окно. |