Онлайн книга «Дорогие мои»
|
– Говорил. – Так оно и вышло. Теперь всё пересеивать надо. Вернулись в деревню или посёлок. Хотелось есть. В столовой никого не было. Пошли домой к поварихе. Она открыла столовую и налила нам супа из котла, а также положила в железные миски кашу с тушенкой. Всё съели, да ещё и миски хлебом вычистили. – А склад-то у вас есть? – поинтересовался я. – Есть, – согласилась повариха. – А чего там есть? – А что председатель выпишет, то и есть. – А баранина есть? – не унимался я. – Ну, ежели председатель выпишет, значит, есть. Вечером у нас в «лаблатории» уже был свет, правда, занавесок на окнах не было, так что мы просматривались отовсюду. Утром шли по улице. Я вспомнил про карпов в прудах. Спросил у прохожего: – А пруд-то у вас есть? – Да, вон, – сказал он, и показал на ручей. На ручье была плотина. Вода была грязная, темная. Вопрос о карпах отпал сам собой. – А карпы-то здесь есть? – не удержался я. – Да вон там ещё пруд был, но его спустили. Там деревня была, – показал он на голое место. – Как – деревня? – Как-как, сядь да покак, – сказал мужик – Деревня была семьдесят дворов, а как объединили в колхозы, так деревня и вымерла. Тому уж лет двадцать. Вот такая жизня наша, – сказал мужик и пошел себе в валенках посреди лета. Поискав снова молока и овощей, вернулись в столовую. Овощей никто не продавал, потому что самим мало. А коров почти ни у кого не было, потому что кормов нет. Поели опять супа. Вернулись в «лаблаторию», а тут нас уже и конюх нашел: – Велено на лошади прокатить. Конюх вывел из конюшни шикарного коня. Запряг его в ландо, и покатили по аллее вдоль свекловичных полей. Конь нёс ландо легко и быстро. Лена моя впервые ехала на лошади, поэтому очень боялась, что ландо перевернётся. Но неприятности ждали её совсем с другой стороны. Конь вдруг приподнял хвост, и, не замедляя хода, стал сыпать на дорогу большие зелёные котяки. Запахло естественными удобрениями. – Всё, – сказала жена, – больше не могу. Давай уезжать. – А деревня? – тихо сказал я. – Нет здесь никакой деревни. Действительно, никакой деревни не было. Поселок городского типа, под Москвой, но ещё и грязный. Доехали до карьера. Сели на берегу. Тут же появился автомобиль. Из него вылезло пьяное начальство, искупалось в семейных трусах, ещё выпило и удалилось. Пора было ехать назад, что и сделали. И что интересно, пока конь пасся, он ничего себе не позволял. А как только поехали, он снова начал удобрять дорогу. Может, у него рефлекс, а может, таким способом он выражал презрение к горожанам. Вечером, в гостях у председателя, я решился. Я долго говорил ему, как мы его уважаем и какой он замечательный человек. Но хорошо бы нам куда-нибудь поехать, где можно и поесть, и искупаться. – Верно, – поддержала нас жена Виктора Михайловича, – отвези их на турбазу. Мы с ним выпили, и он рассказал, что и в Москву в министерство его звали, а он из своего колхоза уезжать не хочет. Действительно, любит свою деревню, действительно, фанат своего дела. – У меня, – сказал он, – каждый третий будет машину иметь. И я ему верю. – Только вот деревни уже не будет, – сказал я. – Да, той, которая была, с лесом, рекой, с огородом своим, не будет, а будет другая – с сахарным заводом, с «Жигулями», парком машин. Я сейчас уже полгорода снабжаю. Всё куда идёт? В центр. Нам хрен чего оставляют. – Но ведь даже овощей в вашей деревне нет. – Нет – и не надо. Парники построю, оранжереи, цветами город снабжать будем. Канализацию проведём. Паровое отопление. Приезжайте к нам через десять лет. – Где-то я эти слова уже слышал, – засмеялся я. – Хороший ты парень, – сказал Виктор Михайлович. – Давай я тебя на турбазу отвезу. Одни будете, еды завезу. Наша, эма, турбаза, мы туда начальство из Москвы возим. Наутро на «газике» отвезли нас в районный центр к директору завода. Директор, молодой, шустрый парень, год стажировался в Лондоне, посмотрел на меня хитрым взглядом и сказал: – Ну, вы уже поняли, что не туда попали? Я вашему Виктору Михайловичу сразу сказал – давай к нам на турбазу. Только учтите – удобств никаких. Печь на улице, что сварите, то и съедите. Поехали. Часа через два приехали в лес на турбазу. Домик человек на десять. Мы вдвоем. В соседнем доме какие-то две женщины. Они вышли нам навстречу. Увидев нас, не поздоровались и ушли. Потом одна из них вышла и спросила у шофера: – А шо, директор, не приехал, што ли? – Я из колхоза, – сказал шофер. – Скажи директору, если кумыс не привезут, ни один из них, гадов, из Москвы в жизни не уедет с Павелецкого вокзала. Оказалось, что она кассирша с Павелецкого вокзала. Она достает местному начальству билеты на поезд. За это она здесь живет в домике для начальства. Ей обещали привозить ежедневно кумыс, но вот уже неделю ничего не везут. Физкультурник Володя показал нам две комнаты. Одна была 4x5. Четыре койки вдоль одной стены и пять вдоль другой. Мы выбрали вторую, там было всего четыре койки. Володя взял нашу баранину, которой снабдил нас Виктор Михайлович, и стал варить, разведя огонь в огромной печи. Сидели, ели суп из баранины. На огонёк пришел лесник, сидел с нами, тоже ужинал. Билетерша, с другого конца стола кидая свирепые взгляды, молча поедала свою картошку, время от времени приговаривая: – Попляшут они у меня все. Язва без кумыса, по всей видимости, обострилась и выходила озлоблением. Лесник жаловался на жизнь, он написал письмо в правительство о том, что губят лес, и вот уже полгода ждал ответа. Пошли спать. Жильбер Беко говорил: «Мы в детстве жили на юге Франции. Там такое яркое солнце, что даже наша бедность была привлекательна». Утром светило яркое солнце. Покой и тишина. Я накопал червей, пошёл ловить рыбу в реке Медведице. Река текла в густых зарослях. От воды шел туман. Я стал ловить на пляже. Часа через два прибежали дети и стали купаться. Я полазил ещё для приличия по зарослям, поймал четыре мелких рыбёшки и пошел купаться. И тут я увидел рыбака, плывущего в лодке против течения, а в лодке у него четыре крупных рыбины. – Вот это да! – не выдержал я. – Неужели здесь? |