Онлайн книга «Великий раскол»
|
– Ох, точно, сестрица: их година ночная и темная, все ночью берут и на Москве… – Воистину, сестрица: неправда боится свету, яко тать… Послышался глухой стук в большие ворота. Звякнула железная щеколда, и снова, казалось, все стихло. – Пришли… я слышала щеколду, – дрогнувшим голосом сказала Урусова. – Еще не цепи, не топор, – загадочно отвечала Морозова, взглянув на образа. Послышался скрип главных ворот и какое-то бряцание, словно цепями. На дворе испуганные голоса… – Они… я слышу… на дворе… – С орудием и дрекольми, поди, – горько улыбнулась Морозова. В постельную, испуганная и дрожащая, вошла старая няня. – Охте нам! Владычица!.. – Уйди! Уйди, няня! – строго сказала боярыня. – Это не к тебе, а ко мне… Уходи, иди к Ване! Старушка, обхватив голову и качаясь из стороны в сторону, вышла. Слышно было, как растворялись входные в палаты двери, раздавались голоса… Вот уже близко. Морозова упала на лавку и в отчаянии ломала руки. Урусова, стоя на коленях, подняла к ней руки. – Матушка-сестрица! Дерзай! С нами Христос, не бойся! – Ох, не боюсь я! Сама того искала! – страстно отвечала Морозова. – А плачу о том, что страдала мало!.. Я боярыня белотелая, не изнурили меня, не измучили, я не заслужила венца! Зачем я не смердовка голодная! – Полно, полно, родная!.. Встань, положим начала… Идут… Морозова выпрямилась, и глаза ее снова блеснули… «Попрошу, чтобы больше мучили, жгли бы боярское тело, клещами бы рвали», – мысленно порешила она. Сестры не торопясь положили по семи приходных поклонов. Дорогие четки Морозовой звучали в такт с крупными жемчугами на шее Урусовой, когда они кланялись, шурша шелком одежд: одна – черной, монашеской, другая – цветной, княжеской. – Благословимся свидетельствовать истину, – сказала Морозова, тяжело дыша от поклонов и внутреннего волнения. – Благословимся, сестрица. Сестры благословили одна другую. Урусова потянулась к сестре, чтобы обнять и поцеловать ее. – Не прикасайся мне, не убо взошла к Отцу моему, – тихо отстранила ее Морозова. – Что с тобой, сестрица? – изумленно спросила молодая княгиня. – Разве ты забыла, что мне и с сестрой нельзя целоваться, я инокиня… Разве в гробе поцелуешь меня… Урусова застонала и поклонилась сестре в ноги. Та ответила ей таким же земным поклоном. – Я лягу на одр свой, а ты ложись там, в келейке матери Мелании, на ея одре. – Для чего ложиться, сестрица? – А ты ноли хочешь на ногах встретить волка, грядущего в овчарню, и поклоном почтить его? – Нету, сестрица… А сидя? – Недостоин он и того: тать входит в дом хозяину на одре сущу… Это разбойники к нам идут. В соседних комнатах послышались шаги и голоса… – Где они? – В опочивальне… туда входить нельзя… – Что ты, раб-холоп! Мы царевым именем… Морозова, совсем одетая, легла на постель, «на одр», близ иконы Пресвятой Богородицы Феодоровской. Урусова удалилась в соседнюю с опочивальней келейку, где обыкновенно скрывалась Мелания, и всегда под чужими именами, потому что ее всегда разыскивали «волци» и не могли найти: она была неуловима, сегодня она Анна, завтра Александра, послезавтра Кикилия, Асклепиада, Нунеха, Вивея, Виринея, Овечка, и все эти имена разыскивались, и ни одна «овечка» не попадалась «волцям» в руки. Морозова лежала с открытыми глазами, перебирая четки, и, по непонятному ей сцеплению мыслей, вдруг вся перенеслась в прошедшее, в свое девичество, когда в своей вотчине, стоя у тенистого пруда, она кормила лебедей, а из-за лесу неслись звуки охотничьей трубы… У дверей опочивальни звякнуло что-то металлическое, «сабля стрельца либо крест попа», и двери с шумом растворились… В дверях показался черный клобук над бледным лицом с рыжею бородою, а за ним лысая голова с узкими, постоянно моргающими глазками… Далее, в глубине следующего покоя, звякали сабли и грубо топались сапоги стрельцов… – Се Иуда, – как бы читая Евангелие, проговорила вслух Морозова, не шевелясь и смело глядя на гостей. – Се Иуда, един от обоюнадесяте прииде, и с ним народ мног со оружием и дрекольями. Пришедшие, как бы подзадориваемые этими словами, «дерзостно» выступили на середину опочивальни. – Ты кто? – обратилась Морозова к клобуку, не переменяя своего положения. – Посол от великого государя, его царского пресветлого величества, Чудова монастыря архимандрит Иоаким, – торжественно отвечал клобук. – А меня, боярыня, я чаю, знаешь? – спросила, щурясь глазами, лысая голова. – Думнова дворянина Ларивона Иванова «наверху» знавала, а разбойника Ларивона Иванова вижу впервое, – отвечала Морозова. – Я не разбойник, а посол царев, – гордо возразил думный дворянин. – Царские послы не врываются по ночам к честным вдовицам в опочивальни, яко тати и разбойники, – продолжала Морозова. – Почто вы днем не пришли? – Не наше это дело, боярыня, а воля царева. – Мы не спорить пришли, – перебил строго Иоаким, – а объявить волю цареву… Встань, боярыня. – Не встану, – отвечала Морозова. – Встань, говорю я! – настаивал Иоаким. – До тебя есть великого государя слово, а его лежа слушать не подобает. – Не встану! – повторяла Морозова. – Встань, да не впадешь в напасть! – Не встану, не шевельнусь! И архимандрит, и думный дворянин даже назад попятились… Вот баба!.. – Трикраты говорю: встань, – хрипло повторил архимандрит, поднимая крест. – Трикраты и стократы реку: не встану, перстом не пошевельну! Послы в недоумении переглянулись: первый раз в жизни они наскочили на такой кремень-бабу!.. Она лежала такая молодая, красивая, нежная. – Боярыня! Федосья Прокопьевна! – взмолился архимандрит, боясь, чтобы и его не постигла опала за то, что он царскую титлу – экое великое дело! – говорит перед лежащей на постели бабой. – Боярыня! Присядь по малости. – Я не присяду перед татями! – был ответ. – Ах, господи! – всплеснул руками Ларион Иванов. – Вы тати, разбойники, а не послы! – продолжала боярыня, теребя четки. – Вы, как жиды за Христом, пришли за мной ночью, по Писанию: «Се есть ваша година и область темная…» У архимандрита крест в руках заходил от волнения: он чувствовал, что евангельское слово о ночных набегах на раскольников указывает именно на них, бьет по их совести… Ему стало стыдно и омерзительно… «Отчего не днем! Зачем таиться!» Краска стыда залила его лицо… |