Книга Дуэлянты, страница 87 – Пьер Алексис Понсон дю Террайль

– Погодите! – вмешался Монсегюр. – Господин де Мэн-Арди, сколько времени вы ничего не пили?

– Три дня, черт возьми!

– В таком случае вина вам нельзя. Если мы позволим вам вдоволь напиться, чтобы утолить жажду, это будет самоубийство. Господа, у вас есть бульон?

– Да.

– Давайте ему по столовой ложке каждые пять минут в течение часа. А там будет видно.

Принесли бульон и Мэн-Арди, не желая ничего слышать, взял чашку, поднес ее к губам и жадно выпил. Затем повернулся к майору, с улыбкой на него взглянул и сказал:

– Господин Монсегюр, вы руководствуетесь наилучшими намерениями, но так все равно будет лучше. А теперь принесите что-нибудь поесть.

– Ведь ты нам расскажешь…

– Расскажу, все расскажу, но только за ужином. Причем поторопитесь, а то меня, кажется, бросили подыхать с голоду.

Годфруа принесли немного поесть.

– Ты знаешь, где Меротт?

– Знаю.

– Где же?

– Кому-то из вас нужно поставить в известность стражей закона и привести их сюда. Нельзя терять ни минуты. До рассвета мы должны быть в Бланкфоре.

Сходить за де Кери и жандармами вызвался майор. Он, не мешкая, отправился в путь.

Тем временем Годфруа, утолив голод, рассказывал брату и друзьям о том, что произошло:

– Насколько я могу судить…

– Сначала расскажи нам, что с тобой случилось в тот вечер, когда с помощью фальшивого письма майора тебя заманили в ловушку.

– Ты прав. Начнем с начала. Как вам известно, злодей явился за мной в десятом часу вечера… Но что это? Ролан в постели? Смертельно бледный? Что это значит?

– Ролана тоже похитили, правда, несколько иным образом, – ответил Кловис. – Он подвергался смертельной опасности, но, слава богу, все обошлось. Однако сейчас речь не о нем. Мы тоже тебе все расскажем, но лишь после того, как ты поведаешь нам свою историю.

– Итак, я поехал в Бегль вместе со своим провожатым. Физиономия его была прескверная, но все мои мысли были заняты полковником, которому грозила большая опасность, поэтому я совершенно не волновался.

– Вы же всегда были так осторожны, – сказал Робер де Сезак. – А уж после всего, что произошло, и подавно!

– Что вы хотите? Кучер не пожелал везти нас дальше улицы Гратт-Кап. Вполне возможно, что ему за это заплатили. Поэтому дальше нам пришлось пойти пешком. Провожатый заверил меня, что знает кратчайший путь в Бегль. Минут через двадцать – двадцать пять мы вышли на узкую, темную улочку, по обеим сторонам которой возвышались стены высотой самое меньшее двадцать футов. В моей душе зашевелилось беспокойство. Я полагал, что в Бегль должна вести более широкая и не такая мрачная дорога. Хотя стояла непроглядная темень, я заметил, что провожатый ведет себя как-то странно. На каждом углу он резко останавливался и замирал. У меня отпали все сомнения. В какой-то момент он стал кашлять, как мне показалось, очень уж многозначительно, тем более что никаких признаков простуды до этого у него наблюдалось. Тогда я набросился на него и повалил на землю.

– Наконец-то я вас узнаю, – сказал Робер де Сезак.

– Застигнутый врасплох моим неожиданным нападением, негодяй, явно не ожидавший встретить в моем лице столь сильного противника, дал без особых усилий себя разоружить. Затем я связал ему за спиной руки и повел назад. Он повиновался, но стал кашлять еще сильнее.

Дойдя до более освещенной улицы, я решил пойти напролом и сказал:

– Дорога, по которой вы меня повели, не ведет в Бирамбис. Пойдем по этой. Вы безропотно будете следовать за мной. Попытаетесь подать какой-нибудь знак и я тут же вышибу вам мозги.

В подтверждение моих слов я сунул ему под нос пистолет.

– На каком основании вы со мной так обращаетесь? – сказал он в ответ. – Я не сделал вам ничего плохого. Эти дороги обе ведут в Бирамбис.

– Прекрасно! – воскликнул я. – Но лично мне больше нравится эта. – Не успел я договорить, как на меня накинулись полдюжины человек, незаметно подкравшихся в темноте. Скрутить и связать меня сразу не удалось – ценой невероятных усилий мне удалось стряхнуть их с себя. Они вновь пошли в наступление, но на этот раз я уже воспользовался оружием и выстрелил из пистолета в самую гущу врага.

– Однако! – воскликнул Танкред, который, затаив дыхание, ловил каждое слово.

– Но в этот момент на мою голову неизвестно откуда обрушился страшный удар. Чем он был нанесен? Палкой? Железным прутом? Этого я сказать не могу, потому как сразу потерял сознание.

– Лучше было побежать, – сказал Кловис. – Ловкости тебе не занимать, догоняя тебя, негодяи рассредоточились бы, и тогда ты без труда одолел бы их одного за другим.

– Бежать! – ответил Годфруа. – Скажешь тоже! Чтобы я, Мэн-Арди, бежал? Да не бывать этому?

– Но это было бы благоразумнее, – сказал полковник. – Бывают ситуации, когда не грех и отступить. Но прервитесь на какое-то время. Вы страшно устали, а этот рассказ отнимает у вас последние силы.

Годфруа внял совету и умолк. Но всем настолько не терпелось узнать продолжение его эпопеи, что не прошло и десяти минут, как Танкред, Кловис, Ролан и полковник стали умолять его рассказывать дальше.

– Когда я пришел в себя, меня окружала кромешная тьма. Голова была тяжелой, я подумал, что потерял зрение и что бандиты бросили меня умирать посреди дороги. Попытался встать, но колени подо мной подгибались. Все тело дрожало, я чувствовал, что на руки капает какая-то теплая жидкость. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы догадаться, что это кровь. Наконец я смог подняться на ноги.

Присутствовавшие слушали, затаив дыхание. Годфруа продолжал:

– Я сделал два шага и наткнулся на каменную поверхность. «Эге, – подумал я, – слава богу, они бросили меня у стены». Повернулся, пошел обратно, но через несколько метров руки вновь ощутили холод скользкой, влажной, покрытой плесенью кладки. В голове пронеслась жуткая мысль: «Может эта кровожадная мегера Меротт выколола мне глаза и бросила в какое-нибудь подземелье?» От этого предположения волосы на голове встали дыбом, а на лбу выступила холодная испарина. Двигаясь на ощупь вдоль стены, я обошел по периметру комнату, оказавшуюся квадратной. Меня явно заперли в подвале или темнице. Но где?

Слова Годфруа бросали молодых людей в дрожь, глаза их полыхали ненавистью и желанием отомстить.

– Я пребывал в лихорадочном состоянии и поэтому голода, к счастью, не чувствовал. Зато меня мучила невыносимая жажда. Так продолжалось два дня. Ко мне никто не приходил. Может, обойдемся без подробностей?

– Да! Да! – хором воскликнули несколько голосов.

– Позапрошлой ночью я услышал перед дверью темницы оживленный разговор. «Бросим его здесь, пусть подохнет с голоду», – произнес мужской голос. «Здесь его оставлять нельзя. – ответил ему другой, женский, принадлежавший Меротт. – Он не умрет, через пару часов его освободят и отвезут в Бордо. Так что я категорически против. Хватайте его и бросайте в телегу. К тому же сей герой нужен мне, чтобы достойно выйти на сцену в Новом Орлеане».