Онлайн книга «Тамерлан»
– Нет! Нельзя! Нельзя! Если ты теряешь рассудок, я буду на страже. Ведь тебя могут подвергнуть осмотру, и тогда… – Я не скажу о тебе! – При чем тут я! Ты с ума сошла! Что мне жизнь, если не станет тебя? Мы не должны рисковать. Нам нужно дождаться, когда Аллах освободит нас от него. – Когда?! Когда же наступит этот день?! – Быть может, очень скоро, моя хрупкая чинара. Он всерьез собирается идти завоевывать Китай, а сам очень нездоров. – Увы, говорят, что когда он отправляется в поход, то словно молодеет на двадцать лет и наполняется свежей силой. – Все равно. Нам нужно набраться терпения, если мы хотим навеки связать свои судьбы. – Ах, какая сегодня луна! Глава 16. Еще одна пара, затерявшаяся в тени деревьев
Полон тайн ночной Баги-Чинаран, будто темные чинары дали клятву на Коране ни скрипом, ни шелестом листвы не выдавать эти тайны. Двое других заговорщиков, встретившись в увитой розами беседке, но сочтя все же это место не вполне надежным, углубились в чащу сада, выбрав самую узкую тропинку. – О, эти плечи! Я мечтал о них с тех пор, как впервые увидел, а когда прикоснулся к ним впервые, навеки стал их пленником! – сказал заговорщик, прижимая к себе за плечи свою подругу. – Однако как от вас пахнет вином, мой дорогой! Неужто вы не могли не пить, готовясь к свиданию со мною? – отвечала заговорщица с укоризной, но не зло, а так – журя. – Не мог! Аллах свидетель – не мог! Какая-то у вас есть на этот счет поговорка… Забыл. Ну, неважно. Короче, как я мог не пить вина, если Тамерлан сегодня решил наконец оросить свою пустыню, ха-ха! По-нашему это называется sich entkorken [56]. – Зихинкоркин, какое смешное слово! Скажите мне еще раз, как будет по-вашему «я люблю тебя», я уже забыла. – Ich liebe dich. – Ихлибидих… Ихлибидих… Смешно! – Und du? Du liebst mich? – Это что значит? – Ты любишь меня? – Вы спрашиваете? – Говори мне «ты»! Ведь в прошлый раз мы уже перешли на «ты». – Да уж, перешли. Даже очень перешли. Дальше некуда. – Так любишь ли ты меня? Liebst du mich auch? – Либсдумихь-либсдумихь!.. Как можно любить такую винную бочку! – Зато какую твердую, ты только потрогай! – Грубиян! Какой же грубиян! Аллах всемогущий, и откуда такой свалился на мою голову! – Пойдем туда, там отличное место. – Там-то как раз нас и застукают. Нет, я знаю, куда лучше всего. Как же я раньше-то не подумала! Пойдем, здесь близко. – Точно, что близко? – В трех шагах. Там, у Янтарного озерца, нас никто не найдет. Люди боятся туда заходить. – Это почему? – Говорят, будто там появляется призрак шейха Би-лаль ад-Дина, убитого на этом месте Тамерланом еще до того, как был возведен Баги-Чинаран. Надеюсь, ты не боишься призраков? – Я мог бы наслаждаться тобою даже в окружении целого тумена привидений, но если это Жемчужное озерцо далеко отсюда, я не вынесу и свалюсь замертво. Или моя стрела сорвется с тетивы и улетит в эти деревья. – Не Жемчужное, а Янтарное. – Какая разница! Далеко еще? Хотя бы поцелуй! – Никаких поцелуев. Все – там. Мы уже почти пришли. Ух ты! Постой-постой! Тихо ты, медведь! – Что там? Тукель? – Тс-с-с! Да подожди ты обнимать! Смотри! Осторожно шагая, кичик-ханым Тамерлана красавица Тукель приблизилась еще немного и затаилась в тени чинары, глядя на двух влюбленных, стоящих на Яшмовом мостке. Немец Шильтбергер наконец тоже заметил присутствие другой пары и остановился рядом с Тукель. Рука его все же не могла успокоиться и взялась гладить вторую по чину жену Тамерлана, путешествуя вниз-вверх – по ребрам, талии и бедру и обратно. – Потом? Ты сказал: «потом»! Значит, это не последнее наше свидание! – воскликнула девушка на мостке. – Но ведь ты сама сказала, что он когда-нибудь умрет, и тогда… – ответил мужчина. – Тополь ты мой высокий! – еще громче выпалила девушка и бросилась к своему возлюбленному на шею. Они стали целоваться. – Вот это да-а-а-а! – прошептала в восторге Тукель, глядя, как они целуются, а затем исчезают в тени чинар. Ласки Шильтбергера обрели больший напор, под ногой у него хрустнул какой-то сухой сучок. – Тише же, увалень! – сердито прошептала кичик-ханым. – Да вряд ли они чего-нибудь сейчас слышат, – пробормотал немец, начиная ласкать грудь своей любовницы. – Они, кажется, уже занялись тем, к чему давным-давно пора и нам приступить. – Ты видел, кто это были? – слегка отстраняясь от ласк Шильтбергера, спросила Тукель. – Он, кажется, Мухаммед Аль-Кааги. А она? – Малышка Зумрад, вот кто! Скромница Зумрад, плакса Зумрад. Ах ты лисеныш! Ничего себе! Кто бы мог подумать! – Аллах с ними! Поцелуй же меня, Тукель! Смотри, какая там мягкая и сухая трава, прямо-таки постелька! – Джильберге… Джильберге… – застонала Тукель, поддаваясь наконец ласкам любовника. – Любимый мой Джильберге, мой мерзавец!.. Шильтбергер повалил кичик-ханым в мягкую и сухую траву под чинарой, привычными движениями стал раздевать ее. Отдаваясь ему, Тукель потеряла голову, но еще до того, как все было кончено, веселые мысли о Зумрад и Мухаммеде заскакали в ее мозгу. – Обещай, что ты ничего никому не расскажешь! – сказала она немцу, винные испарения которого уже были ей милы, потому что он сделал ей хорошо. – У-у, мы-мы-мы! – отвечал он сквозь туман наслаждения. – Обещай, что не скажешь никому про Зумрад и Мухаммеда. – Обещаю-обещаю!.. – Клянись Аллахом! – Аллахом. – Клянешься? – Да клянусь, клянусь! Наконец, отстонав и откинувшись в сторону, он, лежа на спине и сладко потягиваясь, спросил: – А почему никому не говорить? – Да ты что! С нее же кожу сдерут! – За что? – Как за что! За измену, конечно! – А-а-а! Теперь только до меня дошло. Это же та, которая у вас там самая новенькая. – У вас там! – фыркнула Тукель. – Именно что у нас там. Молодец Зумрад! Представь себе, когда ее приводят к господину, она так ревет, что он только жалеет ее и никак не трогает. А тут – на тебе! А Мухаммед-то хорош! Не знаю, правда, чего он в ней нашел. С таким бы и я не прочь при луне… |