Книга Золотая струя. Роман-комедия, страница 2 – Сергей Жмакин

– Это ты как? Это ты чем? – спросила она.

– Чем, чем… Известно чем, – засмеялся Сидоров.

– Да не ври. Ты разве умеешь рисовать? Это же вылитая я.

– Да откуда? Случайно получилось.

Жена принялась рисунок фотографировать.

– Снег растает или просто заметет, до весны-то еще далеко, – приговаривала она. – А у меня в телефоне память останется. Меня еще никто в жизни не рисовал. Да ты ли это сделал?

– Нет, сосед приходил. Ты сдурела, что ли? – Засмущавшись, Сидоров ногой взборонил рисунок.

* * *

Юбилей порешили отмечать в узком кругу, по-родственному и дома – в своей хрущевке-двушке. Столовую откупать у безработного Сидорова подкопленных денег осталось в обрез, а на зарплату жены, продавца в продуктовом магазине, тоже не шибко разбежишься. Да и чего праздновать, чему радоваться? Полтинник – это тебе не двадцатчик, когда вся жизнь впереди.

Выпили за здоровье Сидорова водочки по первой, после небольшого перерывчика, как водится, замахнули по второй, повеселели, загомонили, зашутили. Маруся поспешила, пока народ в памяти, похвастаться своим крутым мобильником.

– Смотрите, какой мне доченька телефон подарила. Он и фотографирует, и видео снимает. Жаль, сама она не смогла приехать, далеко лететь, да и ребятишек не на кого оставить.

– С тобой все ясно, у тебя радость – телефон, а юбиляру-то что дочь подарила? – спросил кто-то из родни.

– А юбиляру она прислала очень качественное и очень теплое нижнее белье.

– Вот это правильно, зачем мужику телефон, теплые штаны поважнее, – под общий смех заключил родственник.

Маруся не стала уточнять, что дочь прислала только деньги, а подарок, в свете последних событий, она купила сама.

– А мы с нашим сыночком Костей подарили ему ноутбук, – продолжала Маруся. – Это сейчас очень современно.

– И что мне делать с этим ноутбуком, ума не приложу, – ухмыльнулся Сидоров. – Разве что гвозди им забивать.

– Папа, ты мне еще спасибо скажешь, – сказал Костя. – Особенно когда к Интернету подключим.

– А еще на днях юбиляр меня удивил, – объявила Маруся. – Сколько лет с ним живу, а не знала, что он художник.

– Да какой там художник, – махнул рукой Сидоров.

– Не понял, – оживился племянник Витя. – У меня конкурент появился?

У племянника среди родни прижилось прозвище Витя-Богема. Когда-то после школы он закончил художественное училище, хорошо рисовал, писал картины, даже выставлялся на выставках и зарабатывал неплохо, но потом наступили другие времена, и теперь Витька, которому уже за сорок, торговал обувью на рынке. Ему-то Маруся и хотела показать в первую очередь свой портрет.

– На, посмотри, какая я тут симпатишная, – протянула она племяннику телефон.

Витя-Богема иронично вгляделся в экран, уже подыскивая слова для подковырки на потеху застолья.

– Опоньки! – Он удивленно вскинул брови. – Это кто тебя так?

– Я ж говорю, муж родной, юбиляр.

– Не могу понять технику исполнения, – сказал Витька озадаченно. – Дядя Толя, ты что, рисовать умеешь?

– Наливать я умею, – ответил весело Сидоров с бутылкой в руке. – Мужики, у кого рука не устала, давай наливай и женщин рядом не забывай.

– На чем это сделано… ну, этот портрет? – Витька внимательно вглядывался в фотографию.

– На снегу, – сказала Маруся.

– По малой нужде сходил, вот тебе и портрет, – пошутил кто-то. Конец фразы утонул в безудержном смехе.

– Дак так оно и есть! – крикнула отчаянно Маруся.

Тут уже все гости едва не лежали от хохота.

– Дай посмотреть! Дай! Дай! – потянулись руки к телефону.

Весь вечер Витя-Богема сидел сам не свой. Он и так по натуре смурной – творческая личность, ничего не поделаешь, а тут совсем расклеился: в танцах-плясках не участвовал, разговоры за столом не поддерживал, думал какую-то свою думу. А водку он уже давно не пил – в свое время выпил свою дозу сверх всякой нормы и пришлось кодироваться. Когда курили на кухне, он вдруг обратился к Сидорову с просьбой:

– Дядь Толя, нарисуй меня, пожалуйста, как ты тетю Марусю нарисовал. Очень мне понравилось. А я тебе денег заплачу. Нет, я серьезно.

– Сколько заплатишь? – сопел пьяненький Сидоров, затягиваясь сигаретой.

– Тысячи рублей не жалко! Ты же сейчас пока без работы? Тысяча рублей разве не пригодится?

– Папа, мой шеф тоже бы заплатил, – встрял в разговор сын Сидорова Костя. Он работал водителем у бизнесмена, ездил на большом черном джипе, и Сидоров им гордился. – Шеф у меня любит всякие приколы. Вчера говорит, мол, буду, Костик, разводиться с женой, так ты найди мне женщину, но чтобы она роста была небольшого, мне, говорит, чтоб было по пояс, нет, даже чуть пониже. И чтобы у нее голова квадратная была, я, говорит, когда буду пить пиво, буду кружку ей на голову ставить, а она бы мне в это время… того… делала бы… – Костя не стал договаривать. Хотя и изрядно поддатый, отца постеснялся.

– Дядя Толя, нарисуй, – не отставал племянник.

– Витька, вот ты, вроде, умный, а предлагаешь мне, родному дяде, чтобы я у тебя, сына моей родной сестры, за какую-то хренотень деньги взял. – Сидоров насупился. – Какой же ты умный после этого? Да ты, Витька, просто дурак.

– Да конечно, я дурак, дядя Толя, – согласился племянник. – Ладно, хотя я считаю, что за настоящее искусство надо платить, но если ты не хочешь, нарисуй меня без денег.

– Это другой разговор, – сказал Сидоров. – Но есть тут одна заковырка.

– Какая?

– Я рисовать не умею.

– А как же портрет тети Маруси?

– Понятия не имею. Придуривался, случайно получилось.

– Такого не может быть, – уверенно сказал Витя. – Поверь мне, дядя Толя, это – не случайность.

– Папа, а может, ты феномен? – сказал Костя.

– Кто?

– Ну, уникальная личность, ты умеешь то, чего никто в мире не умеет.

– Короче, дядя Толя, предлагаю родственный обмен, – решительно заявил Витя. – Ты, вроде бы, говорил, что у твоей «шестерки» радиатор подтекает? Ты рисуешь мой портрет, а я тебе отдаю новый радиатор.

– Откуда у тебя радиатор? – спросил Сидоров с подозрением, но уже заинтересованно.

– Сосед по гаражу долг радиатором отдал.

* * *

На другой день Богема заехал за Сидоровым, и они отправились на дачу. Сидоров не успел похмелиться до прихода племянника, а потом Витя высказал пожелание, чтобы дядя Толя при написании картины был трезвый, и Сидоров был сумрачен и молчалив.

– Командуй парадом, дядя Толя, – сказал бодро Богема, когда они очутились на дворике дачи. – Куда мне вставать?