Онлайн книга «Ограниченный контингент. Рожденные в СССР»
|
– Лёша! Федоткин! Ты же поэт, поднимайся, давай! Полковник восхитился. – Что, прямо натуральный поэт?! Ну-ка, прочти что-нибудь. Федоткин для порядка посмущался и, наконец, продекламировал: Я помню жуткое мгновенье, Когда патруль «комендачей» Бежал за мною в воскресенье, Гремя крылами кирзачей! – Тьфу ты, Лёша! Бред, а не стихи. Мало того, что плагиат, так откуда у кирзовых сапог крылья? Вот послушайте. Жизненно, и какая сила образа! Водка с пивом перемешана, Сбоку кобура привешена — Не какой-нибудь там хер, А советский офицер! – Ладно, Федоткин. За неимением других кандидатур назначаю тебя командиром приданного взвода химической защиты. Внимание, вопрос на «пятерку». Зачем офицеру-химику фантазия? Курсанты растерянно переглянулись и промолчали. – Эх вы! Затем, чтобы придумывать себе – чем бы заняться! Химическое оружие с Первой мировой войны не применяется, а должность, однако, имеется! С прилагающимся к ней немалым окладом денежного содержания. Знаете, сколько офицеров-химиков погибло в Великую Отечественную? – Никак нет, товарищ полковник. – Трое! Первый решил проверить противогаз на исправность, надел на себя и заснул от усталости. Мимо шла корова, наступила на противогазный шланг, перекрыв тем самым доступ кислорода – и нет человека! Второго насмерть задавили в очереди за медалью. А третий полез на Рейхстаг, чтобы написать «И мы здесь были!», сорвался и разбился нафиг… Так, командиром разведвзвода назначаю курсанта Анварова. Ну и рожа у тебя, Искандер! Вылитый душман… Мы ржём, даже не представляя, насколько слова полковника про Щюрку окажутся пророческими… * * * После марша «к линии фронта» и изнурительного оборудования позиции наш экипаж отдыхал. Танк Т-62, замаскированный срезанными ветками, уютно устроился в свежевырытом окопе. До начала наступления ещё долго, курсанты скучали, валяясь на солнышке. Витька Шляпин спросил у Тагирова: – А вы сколько холостых снарядов к пушке получили? – Шесть штук, а что? – Если буханку хлеба в орудие засунуть, а потом холостым зарядить – много она пролетит? – Да ни хрена она не пролетит, Витя. Сгорит в стволе. – Спорим, метров пятьдесят продержится? Вон до того фашиста. Недалеко от танка стояла покосившаяся забытая ростовая мишень. На серой, промытой дождями фанере кто-то нарисовал свастику. – Ну давай забьемся на пачку «примы». Только стрёмно стрелять без команды, трендюлей получим. – Не ссать, Марат! Я командир батальона или где? Внимание, экипаж, слушай мою команду! Обнаружена группа пехоты противника, приказываю уничтожить огнем из танкового орудия. В связи с режимом радиомолчания перед наступлением доклад вышестоящему командованию о принятом решении не представляется возможным. По местам! Курсанты, хихикая, полезли в башню. Тагиров открыл затвор, с трудом запихал в пушку сероватую тяжелую буханку. Вытащил из укладки холостой снаряд… – Ну чего ты там муму полощешь? – Застряла, блин. Никак… – Досыльником пропихни буханку подальше. – Во, готово. Клацнул затвор. Витька, сидевший на месте наводчика, начал крутить ручку, вращая тяжеленную башню. – Еле ползёт. Шляпин, может, двигатель заведем, привод поворота башни запустим? – Не, не будем. Немного ещё… Есть! Внимание, выстрел! Грохнула пушка, откатил назад казенник. Вылетела со звоном гильза, в башню повалил густой едкий дым… Превратившаяся в грозный снаряд буханка снесла фанерную мишень и, пролетев ещё пару сотен метров, навылет выломала оба борта спрятанного в рощице грузовика «ГАЗ-66». В машине, слава Богу, никого не было… Шляпин, вылезший продышаться от дыма на башню, торжествующе тряс кулаком и вопил: – Видали?! Русским хлебом можно танки подбивать! А мы его жрём и даже зубы не ломаем! Надрывно сигналя, к нам нёсся «уазик» с матерящимся багровым полковником Бородиным на борту… * * * – Витя, сколько там до начала? – Ещё десять минут. Команду ждём. – Чего препод сказал-то? – Сказал, ага… Он орал так, что я думал – в штаны от напруги наложит. Ещё один косяк – и рапорт подаст начальнику училища, а уж «двойки» по тактике сам поставит всему экипажу. Мешок с пайком отобрал, гад. Чтобы мы не вздумали консервами пулять и рафинадом вместо картечи… Ладно, он мужик отходчивый. Прорвёмся. Рация ожила, зашипела. – Броня, я первый, доложить о готовности. Витька нажал тангенту переговорного устройства. – Первый, я «Береза», к бою готов… Механик, заводи! Заревели дизели, плюясь синим дымком. Визжа, ушла в зенит красная ракета. Линия «переднего края противника» вздыбилась черными фонтанами взрывов – группа имитации старательно изображала артиллерийскую подготовку наступления. – Броня, я первый. Шквал – триста тридцать три, шквал – триста тридцать три… – Механик, вперед! Ну, понеслась манда по кочкам… Грохоча гусеницами, «шестьдесят двойки» летят вперед. Танк швыряет на ухабах. Витька командует: – Тридцать – ноль, танк противника, дистанция восемьсот. Бронебойным – огонь! Марат, с трудом балансируя на прыгающем полу боевого отделения, запихивает тяжелое серебристое тело холостого снаряда в отверстие казенника. – Бронебойным – готово! – Выстрел! Жёлтые пороховые газы мгновенно заволакивают внутреннее пространство башни. Ничего не видно, отравленная вонью сгоревшего пороха голова тяжелеет, команды еле слышны, будто в шлемофон набили ваты… Еще снаряд. Звякая стреляными гильзами, лупит пулемёт. Танк внезапно останавливается. Марат от неожиданности влетает лбом в броню. – Блядь! Чего там, почему встали? Насмешливый Витькин голос трещит в наушниках: – Всё, первый рубеж обороны взяли, тормоз. – Чего-то быстро. – А танковые войска – это натиск и стремительность. Теперь отражение контратаки противника. Сколько снарядов осталось? – Последний зарядил. Витя, вруби воздушку. Ни хрена не видно из-за газов. Загудел, набирая обороты, вентилятор, но легче не стало. Дым становился только гуще и вроде бы изменил запах и цвет. – Мы чего, горим, что ли?! Почти сразу вызвал Бородин по рации: |