Онлайн книга «Кондотьер»
|
– Она была замужем? – Да, похоже на то… – Ольга думает, что это случилось еще до рождения Марго, ее старшей сестры. – Да? И что? Это ее тревожит? – Нет, просто любопытно. – Давняя история. – С Елизаветой Ростовцевой тоже давняя история? – Я был молод, – прозвучало с ноткой грусти, – и весьма популярен. «И это все, что ты готов сказать о двух женщинах, которые тебя любили? Сукин сын!» * * * Во всех хороших домах – а особняк на углу Мошкова переулка и Дворцовой набережной был из таких – есть свои приемные дни. Понедельники, скажем, вторники или среды – постоянные, словно религиозные праздники, и закрытые на манер английских клубов. Нелидовы традиционно принимали по четвергам. Это повелось еще со времен отца нынешнего главы семейства – Георгия Самсоновича, бывшего одно время даже вице-канцлером империи. В те времена Генрих бывал здесь часто, особенно в период увлечения младшей дочерью графа Нелидова Анастасией. Но случилось это давно, и не факт, что Павел Георгиевич знает об этом или все еще помнит. Да, если и вспомнит, это же история его сестры, а не жены. Есть разница, как говорится. Другое дело Софья. Ей много о чем есть вспомнить, и, слава богу, если Павел об этом не осведомлен. – Генрих, – Наталья приостановилась перед самой дверью, уже распахнутой перед ними вышколенным до полного автоматизма швейцаром, – а кто я сегодня? – А сама, как думаешь? – Наверное, баронесса Цеге… – Я не спрашивал тебя, Тата, но если ты носишь этот титул… – Я сирота, Генрих. Титул принадлежит мне. «Грустно, но этого следовало ожидать». – Пойдем, – предложил он, – нас уже ждут. И в самом деле, в вестибюле прогуливался, покуривая, генерал Бекмуратов. – Добрый вечер, баронесса! Рад вас видеть, господин Шершнев! «Ну, вот, все точки над «i» расставлены, и не нужно гадать, кто есть кто этим вечером в этом доме». – Здравствуйте, генерал! Давно не виделись! – Да, я тоже успел соскучиться, – холодная улыбка, благожелательный кивок. – Вечер в разгаре. Общество в сборе. Для многих ваш визит – из разряда полных неожиданностей, причем, даже не знаю, какого свойства. Приятных или напротив, однако, надеюсь, никто глупостей не наделает, все-таки люди воспитанные. Вам стрессы тоже противопоказаны, как я слышал. От последней контузии, чаю, еще не отошли? Оно вам нужно? – Ни в коем случае, но я ведь здесь не гусей дразнить и не буку показывать, я прав? – Чуть позже подъедет Петр Андреевич… – Варламов? – Так точно, – кивнул Бекмуратов. – Вас, полковник, пригласят наверх, в кабинет Павла Георгиевича, там и поговорите. – А Павел Георгиевич у нас нынче кто? – Павел Георгиевич – губернатор Северо-Западного края. – Губернатор? – не поверил Генрих, мысленно примеривая на Пашу Нелидова расшитый золотом мундир. Получалось нелепо. – Не знали? – откровенно усмехнулся Бекмуратов. – Большой человек, не ссорьтесь с ним. Опасно. – Спасибо! – кивнул Генрих. – Учту! И подхватив Наталью под руку, увлек к лестнице. – А как же профессор консерватории? – спросила она на половине подъема. Тихо спросила, заговорщицким шепотом, элегантно склонившись к невысокому своему спутнику. Такими он их и увидел – себя и ее – в зеркале на вершине подъема. Натали казалась даже выше обычного. «Смешно… – ему вспомнилось полотно одного мирискусника [16]. Кажется, это был Николай Ульянов. А картина называлась, дай бог памяти, «Пушкин с женой перед зеркалом на придворном балу». – Ну, я не Пушкин, да и Наташа – не Гончарова, так что…» – Однако! Генрих повернулся на голос. Слева на лестнице стоял мужчина в мундире дипломата. Седой, круглолицый, с нездоровым румянцем на белом рыхлом лице. Маленькие бесцветные глазки удивленно взирали на Генриха из-за поблескивающих в свете ламп стекол очков в тонкой золотой оправе. – Прошу прощения, сударь?! – Вы! – опешил мужчина. – Здесь?! – Не знаю, право, о чем, вы! – пожал плечами Генрих, начиная наконец узнавать собеседника. – Разрешите представиться, Генрих Николаевич Шершнев. – Генрих Ш… – Баронесса Цеге фон Мантейфель, – продолжил между тем Генрих. – С кем имею честь? – Пардон, месье! Как вы сказали? Шершнев? – Полковник Шершнев недавно из-за границы, – холодно пояснила Натали, крепче сжимая руку Генриха. На его взгляд, несколько сильнее, чем следовало. – О, мой бог! Какой конфуз! – но, судя по всему, дипломат на столь откровенную ложь не купился. Просто отступил, чтобы не затеять ненароком скандал. – Разрешите представиться! Полонский, Эдуард Аркадьевич. Мадам, месье! – Мадемуазель! – поправила Наталья. – Миль пардон! – отступил Полонский, пропуская их наверх. – Прошу прощения! Обознался… – Вашу карточку, сударь! – шагнул им навстречу мажордом в старорежимной ливрее. – Я забыл наши карточки в машине, – процедил сквозь зубы Генрих, ему начинали надоедать неуклюжие маневры потенциальных нанимателей. «Хуже китайцев, ей-богу!» – Объявите просто… Полковник Шершнев и баронесса Цеге фон Мантейфель… * * * – …и баронесса Цеге фон Мантейфель! – объявил мажордом, и Генрих ввел ее в зал. Общество на ее имя отреагировало довольно дружно. Она разом притянула все взгляды, кое-кто обернулся, другие повернули головы, и любопытство их случайным не назовешь: последний раз Натали выходила в свет, когда ей едва исполнилось восемнадцать, а сейчас… «Почти двадцать четыре… Как быстро летит время!» А ведь Мантейфели фамилия знатная. С историей и родственными связями, хотя и без денег, но это уже совсем другая история, поскольку происхождение и деньги не всегда идут рука об руку. «И что теперь? Бить будете или обнимать?» – Но мысль эта – всего лишь дань дурному настроению. Бить не стали бы, даже если бы узнали, кто она на самом деле. А вот обнять… Скорее всего, многие искренне рады тому, что она вернулась из небытия и безвестности. Другим – просто любопытно, но и любопытство – не порок. – Натали! – Екатерина Владимировна, милая! «Ну, что мне стоит, в самом деле, пять минут побыть «душечкой» и «лапушкой»!» |