Книга Пантера Людвига Опенгейма, страница 13 – Дмитрий Агалаков

На широкой эстраде, сложенной из стеклянных плит, под которыми горели цветные огни, вальсировали пары.

Вдруг оркестр смолк, и лишь только последний аккорд вальса растаял в прохладной свежести наступившей ночи, как в возникшей тишине пошел шепот: «Герцогиня! Герцогиня!»

По широкой дороге, ведущей от дома, четверо слуг в ливреях торжественно несли носилки. На них, в большом кресле, похожем на трон, восседала женщина с золотыми, высоко стянутыми на затылке, на греческий манер, волосами, в сверкающем, словно осыпанном алмазной пылью, глубоко декольтированном платье; лицо ее было свободно от маски, на голых плечах, похожий на глыбу льда, лежал белый мех, отливая в сиянии иллюминации лимонно-серебристым светом. Процессия приближалась к сцене… Проплывая над головами приглашенных, по-королевски величавая, хозяйка радушно улыбалась всем, кто стоял вдоль дорожки, изредка поднимая, грациозно приветствуя того или иного гостя, холеную руку.

Позади носилок шел светловолосый человек в черной маске, укутанный в черный плащ, доходивший ему почти до пят.

Четыре гиганта опустили носилки у самой сцены. Женщина, поддерживая платье, встала и, обернувшись ко всем, указала рукой на человека в плаще.

– Это мой пленник, господа! – громко сказала она. – Пленник, друг и гость. И ему одному, в знак моего особого расположения и особой любви, я разрешаю снять маску!

Тот, кого назвали пленником, другом и гостем, легко сорвал маску с лица, оказавшись привлекательным светлоглазым юношей. «Пленник» развязал на шее шнур и, рывком сбросив плащ, остался в одном черном трико, обтягивающем его сухощавую атлетическую фигуру.

– Казимир, прошу вас! – громко произнесла герцогиня.

Поцеловав хозяйке дома руку, под рукоплескания зрителей, едва касаясь светящихся разноцветных ступеней, Казимир Ковецкий взбежал на сцену. И уже через минуту, когда оркестр превратился в один грозный поток вагнеровской музыки, он танцевал. Освещенный огнями, мускулистый, изящный, легкий, как перо, он торжествующе парил над сценой…

Стоя в плотном кольце гостей, шагах в двадцати от Равенны Руоль, Давид рассматривал ее лицо, по которому перетекали цветные огни. Она улыбалась – таинственно, почти отрешенно, жадно впитывая глазами каждое движение танцора…

…Он шел аллеей по берегу озера, в котором отражались огни фейерверков. Они взрывались хлопками за его спиной, возникая вдруг цветными россыпями в темной воде. Торжество находилось в самом разгаре. Близилась полночь…

У развилки, где широкая длинная дорога расходилась на три узких аллеи, гостей герцогини уже не было. Все оказалось так, как сказала ему Лейла – средняя дорожка уходила к чернеющему вдалеке лесу. Но чем дальше он шел по ней, тем сильнее его охватывало чувство неясного беспокойства, тревоги, словно там, где-то уже рядом у таинственной беседки, его поджидало нечто, чего стоило остерегаться…

Стоило ему войти в этот лес – бесконечно угрюмый, как он пожалел, что не взял с собой хотя бы ножа! Две плотные стены деревьев обступали его с обеих сторон. Когда-то, верно, это была настоящая чаща, где водились олени, волки, медведи. И если какому-то зверю удавалось уйти от облавы и скрыться в зеленой пучине, вряд ли гончие псы и егеря герцогов Руолей отваживались долго преследовать их…

– Давид!

Он остановился, чувствуя, как бешено бьется его сердце.

– Я здесь, Давид, – повторил тот же голос, вырвавшись из темноты справа.

Его глаза жадно бегали по темным лесным углам, пока, присмотревшись, он не увидел крышу высокой беседки. Ее уголок с тонкой линией колонны выхватывал серебристый свет лунного серпа. Давид шагнул с аллеи и, только оказавшись шагах в десяти от беседки, разглядел у перил фигуру женщины в темном.

– Я рада, что вы пришли, – сказала его знакомая, когда он поднимался по деревянным ступеням.

Темные глаза Лейлы блестели и, как показалось Давиду, смеялись. В облегающем платье цвета вороного крыла, с широким мехом чернобурки на голых плечах, вся она – тонкая, юная – была эхом ранней осени, ночной свежести, запаха леса, редких вспышек далеких огней.

– А я опасался, что все это шутка, – признался он и тут же спросил. – Вам не страшно здесь, одной?

– Снимите маску, – вместо ответа попросила она.

Давид торопливо сдернул маску и спрятал ее в нагрудный карман фрака.

– У вас красивые глаза, Давид, – заметила юная женщина, – и брови вразлет. – Лейла не сводила с него своих холодных и насмешливых глаз – она изучала его. – Упрямый подбородок, воля в каждой черточке губ. И какая стать! Вы – красавец, Давид, я заметила это сразу, как только взглянула на вас – в день нашего знакомства.

Он хмурился, слушая похвалы: эти оценки так не шли к ее юному возрасту! И медлил с мучившим его вопросом…

– Скажите, Лейла, – тоже став решительным, – вы любите змей?

– Змей? Странный вопрос. К чему он?

– Однажды вечером я бродил по городу и заглянул в кабаре «Алая роза»… Я видел ваш танец.

– Почему вы решили, что это была я?

Давид взял ее левую руку.

– Вот по этому браслету – по золотой змее.

– И только?

Он не отпускал ее руки.

– Нет, не только. Можно подделать браслет, но повторить вас, такую, какая вы есть, вряд ли возможно.

Лейла улыбнулась:

– Эта женщина и впрямь была так хороша?

– О, да! – с жаром воскликнул он. – Она была прекрасна!.. Но тогда, на пирсе, вы сказали мне, что у вас траур по мужу?..

– Я не любила его, – ответила она. – А может быть, его и не было вовсе. Какая теперь разница? Или не так? – Лейла положила руку ему на грудь. – Вы растеряны, Давид. Вас… что-то пугает во мне?

Он посмотрел в ее глаза. Ему в который раз показалось, что он говорит со взрослой, опытной женщиной, так холодно и уверенно звучало каждое ее слово.

– Вас провожал седоусый человек с походкой старика. У него было бельмо.

Лейла подняла брови:

– Вы следили за этой женщиной?!

– Да. Это был ваш слуга? Или слуга герцогини? Ведь это он только что открывал мне ворота, не так ли?

Глаза Лейлы блестели в неярком лунном свете. Не отрываясь, она смотрела на него.

– Ты задаешь так много вопросов…

Она коснулась ладонью его щеки, и только тут он ощутил, что, несмотря на прохладный ночной воздух, лицо его горит.

– Тебе мало того, что я здесь, с тобой?.. Давид?

– Конечно, нет, – быстро, словно очнувшись, проговорил он. – Это ваши тайны, я не имею на них право.

– Я не хочу, чтобы ты говорил мне «вы», – прошептала она, касаясь губами его лица. – Я знала, что в тот день кто-то, похожий на тебя, обязательно найдет меня…