Книга Дикая тварь, страница 29 – Джош Бейзел

– Не знал, что в вере есть что-то ущербное.

Вайолет смотрит на него:

– Разве я начала этот разговор?

– Нет…

– Хорошо. Я не говорила, что в вере есть что-то ущербное. Но, очевидно, она вас не так уж и удовлетворяет, раз вы испытываете потребность докапываться до таких, как я, и склонять к своей точке зрения.

– Ух ты! – выдыхает Дэл.

Фик говорит:

– Пожалуйста, давайте соблюдать приличия.

– С чего бы это? – разошлась Вайолет. – До сих пор ведь никаких приличий никто не соблюдал. Вот что непонятно мне: с каких это пор слово “религия” означает не “то, во что люди имеют право верить”, а “идеи, которые все остальные обязаны уважать, даже если они откровенно ошибочны”? И почему это не работает в обе стороны? Вы же явно не считаете нужным уважать рациональность.

– Может, я просто не понимаю, почему вера в эволюцию рациональна. Доказать теорию эволюции пытаются со времен Дарвина, и до сих пор это всего лишь теория. – Он с улыбкой смотрит на соседей. – Вот что я называю верой.

Вайолет уставилась на него:

– Вы это серьезно?

– Абсолютно.

– Теория эволюции – это теория в пифагорейском смысле, то есть общее правило, которое подтверждается множеством примеров в реальном мире. А не в том смысле, что у нее нет доказательств. Доказательства этой теории появляются постоянно. Каждый раз, заболев гриппом, вы доказываете теорию эволюции. – Вайолет напоминает мне: – Я уже говорила, подключайся, когда захочешь.

– Это что, судак? – говорю я.

– Да я про разговор.

– Я с тобой совершенно согласен.

– Так может, вы ответите на вопрос, который я задал? – говорит мне Фик.

– Это вряд ли.

– Эволюция происходит, потому что все живое старается выжить, так?

– Так.

– Но само это желание – воля к выживанию, – откуда оно взялось?

– Я сдаюсь.

Вайолет наступает мне на ногу.

– Хотя вот доктор Хёрст знает, – добавляю я.

Вайолет вздыхает и опускает вилку:

– Для эволюции не нужна воля к выживанию. Для эволюции достаточно тенденции к выживанию. Если взять кучку разных молекул и любые две из них случайно проявят тенденцию к соединению, то в конце концов получится соединение из этих двух молекул. Если некоторые из этих соединений случайно образуют такую форму, что они проявят тенденцию соединяться с другими соединениями, они сформируют более сложные конфигурации. И так до тех пор, пока не получатся организмы. Воля к жизни может оказаться преимуществом для животных, обладающих таковой, но она – следствие эволюции, а не ее причина. Актинии хотят выжить не больше, чем героин хочет попасть в вену наркомана. И то, и другое просто проявляют такую тенденцию в определенных условиях.

– А как насчет второго закона термодинамики? – заявляет Фик.

– Я как раз хотел об этом спросить, – вставляет Мигель.

– И я тоже, – вторит Дэл.

– А что с ним не так?

– Ну, вы только что рассказали нам, причем пространно, что кучка молекул может соединиться в случайном порядке и стать человеком. Но второй закон термодинамики учит нас, что все имеет тенденцию к энтропии и хаосу, а не к сложности и организации. Значит, эволюция – просто случайное исключение из этого правила?

Вайолет явно раздражена:

– Второй закон термодинамики учит, что тенденцию к энтропии имеют замкнутые системы. Земля – не замкнутая система. Она постоянно получает материю и энергию из космоса. Она непрерывно получает сто двадцать петаватт энергии от одного только Солнца ^[54], большая часть которой снова рассеивается в космос. Эволюция не должна быть энтропичной, потому что она происходит в Солнечной системе – кстати, тоже не замкнутой, – которая сама по себе энтропична. Вы просто ничего не понимаете в физике. Знаете, – продолжает она, распаляясь, – наверное, в этом все и дело. Вам хочется верить, что все, чего лично вы не понимаете, – либо ошибочно, либо в принципе непознаваемо. Вы не понимаете физику – значит, физика ошибается. Вы не понимаете биологию – значит, биология ошибается. Все, чего вы не можете постичь своим умом, становится для вас аргументом в пользу сияющего дедушки с бородой, потому что уж его-то вы хотя бы можете себе представить. А поскольку вы на самом деле не хотите ничему учиться, “сияющий дедушка с бородой” служит вам объяснением для всего на свете. И теперь я с какой-то радости должна эту позицию “уважать”. Но что здесь вообще уважать?

Фик скалит зубы:

– Ой, ну будет вам, теперь…

– Позвольте теперь задать вопрос вам, – перебивает Вайолет.

– Только если…

– Вы верите в Бога?

– Да, – настороженно отвечает Фик, – верю.

– Вы верите, что Бог верит в Бога?

– То есть, верит ли Бог в самого себя?

– Нет. Верит ли Бог в существование Бога над Богом?

– Нет, – говорит Фик, – разумеется, нет.

– А почему нет?

– А с чего бы Ему верить?

– А с чего бы вам верить?

– Потому что так сказано в Библии.

– А что, если у Бога есть книга, в которой написано, что есть какая-то высшая сила над Богом? Тогда он поверил бы?

– О черт! Дыра во времени! – восклицает Мигель.

– Процессор плавится! – добавляет Дэл.

– Мисс ученая взорвала мне мозг! – снова Мигель.

– Если бы эта книга действительно была написана высшей силой, тогда конечно.

– Что, если нет никаких доказательств того, что книга написана высшей силой, хотя куча людей твердит Богу, что так оно и было?

– Это нелепица какая-то, – говорит Фик.

– Вот именно. Нелепица. Но, по крайней мере, вы не считаете Бога настолько тупым, чтобы пользоваться вашими аргументами.

Мигель изображает звук щелчка хлыстом.

– Это просто щелчок хлыстом или щелчок хлыстом по яйцам? – спрашивает Вайолет.

– Не знаю. И то, и другое, наверное, – говорит Мигель.

– Тогда все путем. – И Вайолет чокается с Мигелем пивом.

– Я попросил бы вас не употреблять таких слов в присутствии миссис Фик, – заявляет мистер Фик.

– Каких? – уточняет Вайолет. – “Яйца” или “эволюция”?

– Ох, глядь! – голос Тайсона Гроди с соседнего стола.

Фик встает:

– Ну всё. Мы уходим.

– Только не уходите из-за меня, – говорит Вайолет.