Онлайн книга «Супердвое: убойный фактор»
|
Я отвечал как можно более подробно. Рисовал схемы расположения мебели, называл уменьшительные имена, которыми мами награждала служанок. Я в точности описал им баронский герб нашего рода. Догадка посетила меня, когда ко мне в камеру подсадили молодого человека одинаковой со мной наружности… – То есть? – Мы были похожи, как две капли воды. У близнецов больше различий, чем у меня с этим русским парнем. Правда, со временем, приглядевшись, я обнаружилось, что и подбородок у него выдается не так, как у меня, и разрез носа, и ухватки чужие, и ведет себя он несколько иначе. Но это было потом, а за то время, что он провел со мной в камере, он усердно старался стать таким, как я. Он изо всех сил старался превратиться в Алекса-Еско фон Шееля. Это открыло мне глаза – его готовят на мое место. Это давало мне шанс. – Шанс? – не понял я. Я многого не мог понять, но, прежде всего, какое отношение имела ко мне эта захватывающая история? С какой стати Лаврентий Павлович вспомнил о Мессинге? Ну, было упоминание о нем в показаниях этого заключенного, подробно рассказавшего о своем детстве. Ну, вспомнил Шеель о моем выступлении в Одессе – и что? Какую цель преследовал Лаврентий Павлович, приглашая Мессинга? Нет ли в этом приглашении второго дна? Наркомвнудел на все способен, я был уверен в этом, так что ухо следовало держать востро. – Естественно, – подтвердил Генрих. – В конце ноября сорок первого меня дернули из камеры и сунули в лагерь. На прощание следователь доверительно предупредил – «вы неглупый человек, Шеель, и должны понимать, если с вашим визави на той стороне что-то случится, вас ждет суровое наказание». Другими словами, операция началась. Алекс вслух грубо выругался по-русски-немецки. – Scheiße, scheiße и еще раз Шайзе [40], вашу мать! Подавиться вам колом в глотке! Далее на немецком мысленном торопливо пожаловался: «(Сталинский) лагерь хуже (любого наказания), тем более (тот, в котором) я очутился. Я (стремился) любой ценой вырваться (оттуда). Как (видите, моя уловка) сработала». «Чем (же он) страшен?» «Вы никогда (не бывали) в лагерях?» «Нет». «И не советую. Кормежка (паршивая, обычно ее) вовсе нет. Вы (там и месяца) не протянете». «Говорите вслух. Только (думайте, что) говорите. О лагерях ни слова». – Две недели назад меня самолетом доставили сюда и предложили искупить вину. «Так не бывает!» – не поверил я. «Я тоже (так считал). Какой (дурак возьмет на себя) ответственность вручить мне оружие и (отправить) на передовую! Я же (по идее сразу) перебегу на ту сторону». «А вы (не перебежите)?» «Нет!» «Не верю. Вы (что-то не) договариваете. Говорите вслух!!! Нельзя (делать слишком) длинные паузы». «(Если) я скажу, (вам) не выйти отсюда». «Обо (мне не) беспокойтесь. (Подумайте) о себе. На той стороне (вас тоже ждет) расстрел или лагерь». «Не скажите. У меня есть (чем поделиться с) дядями из фатерлянда!» «(Говорите) вслух. (Говорите) что угодно, (только) не молчите!!!» Он не произнес ни слова, поэтому мне пришлось заполнить опасную паузу. – Зря надеетесь, Еско. Я знаю фашистов. Так с какой целью вас доставили в Москву? – Человек на той стороне оказался или скоро окажется на грани провала. Следователь утверждает, что это случилось по моей вине. – Это правда, Алекс. Я знаю, что это правда. Расскажите все. Что вы утаили от чекистов? Он сделал вид, что задумался, долго курил, осыпая меня с помощью табачного дыма грубыми и оскорбительными для всякого честного медиума мыслями. «Вы провокатор. Scheiße, scheiße!!! Вы красный (провокатор)!!! Зачем (вам рисковать) головой? Шайзе!!» «Не (спешите с) выводами. Я согласен (с вами), выбор труден. Чтобы спастись, (попробуйте) отказаться от романтических настроений. Что-то в Германии и что-то в России враждебно вам. Но что-то настроено дружественно». «Если вы имеете (в виду исход) войны, я более склоняюсь (к победе) красных. Если Гитлер (не смог сразу раздавить) их, ему каюк! На стороне красных (право) на жизнь. Они (будут драться до) конца. У (них есть) Сталин. Этот кого (угодно в бараний рог) согнет!» «Согласен. Хотя (это не бесспорно). Не отвлекайтесь! Но выбор (вовсе не означает), что можно (предать живого) человека на той стороне». «Я (не собираюсь никого) предавать. В том числе (Германию). В том числе (и своих) соотечественников. Я спросил вслух: – Вы знаете что творят наши соотечественники на оккупированной территории? – Разве вы немец? – Я вырос в Германии, там стал человеком. Мне было одиннадцать лет, когда я сбежал из иешивы. Вы не любите евреев? – Глупости! Среди моих друзей в Краснозатонске были евреи. Прекрасные ребята. – Этих прекрасных ребят расстреливают без суда и следствия. Только за обрезание, а их родственников сгоняют в гетто. Он задумался. Сердце у меня дрогнуло. Я ни в коем случае не стал бы доверять антисемиту, но, чувствовалось, у Еско нет камня за пазухой. Он вспомнил, как его отец по поводу гонений, распространившихся при Гитлере, заметил, что не одобряет преследований по расовому принципу. В первую очередь, объяснил старший Шеель, это бесполезно, во-вторых, примитивно, но это его страна, и он вынужден исполнять долг. Он воистину был старый имперский барон! Я напомнил Еско: – Один умный человек, живший в восемнадцатом веке, сказал, что верность долгу относится к тем опаснейшим заболеваниям, которым мечтают заразиться многие. – Хорошо сказано, но это не мой случай. «Это (именно тот) случай. (На одной чаше) верность долгу (неизвестно перед) кем и неизвестно по какой причине, (на другой) жизнь человека, который борется (с фашизмом). Расскажи (все). За свои (грехи отвечу) сам. О чем (ты) умолчал?». – Итак, в чем причина, что вас так срочно привезли в Москву?.. – я был настойчив. – Перед отъездом отец перевел все свои средства в валюту и положил на счет в один из швейцарских банков. Мы съездили в Женеву, там у меня как наследника взяли отпечатки пальцев. Полагаю, что человеку на той стороне предложено получить деньги. Если он не в состоянии добраться до счета, следовательно, он не Шеель. Мне предлагают отправиться в Швейцарию и снять ключ. За это мне обещана амнистия и восстановление в правах советского гражданина. «Они (боятся, что ты) сбежишь?!» «Я сам (боюсь, что) сбегу!» «Я верю (тебе, Алекс). У тебя (в сердце нет) ненависти к тому (человеку, который сейчас) находится в Германии?» |