
Онлайн книга «Супердвое: убойный фактор»
– Как это? – удивился я. – Вот так. Запрем вас в камеру. Посидите, подумаете. Глядишь, что-нибуд придумаете. Затем он обратился в Трущеву: – Это и тебя касается, Николай Михайлович. – Так точно, товарищ нарком. – Запомните, Мессинг, времени у нас в обрез. Я ответил. – Так точно, товарищ нарком. * * * Когда мы добрались до кабинета Трущева, светало. Николай Михайлович, подойдя к окну, так и объявил: – Светает. Я, уставший донельзя, пристроился на стуле и, подчиняясь команде капитана госбезопасности, бросил взгляд в окно. За стеклами расплывался скудный февральский рассвет. Дома угадывались смутно, будто нарисованные пастелью. Суровая правда окончательно добила меня. Я люблю живопись, люблю драгоценные камни. Они скрашивают мне присутствие на этом свете, но все-таки и на этом свете экстрасенсу надо позволить отдохнуть. Трущев подсел ко мне и спросил: – Полагаю, вам ясен смысл операции? Я кивнул. В голове у него мелькнуло недоговоренное слово – «Близнец». – Надеюсь, Вольф Григорьевич, вам также ясно, что в случае провала вас ждут не лучшие времена? – А вас, Николай Михайлович? Он улыбнулся. – Меня расстреляют, а от вас попытаются добиться правды. – Это страшно? – Намного. Я хочу помочь вам. Прежде всего… – Не распускать язык? Трущев наморщил переносицу. – При чем здесь язык? Язык – это пустое. Прежде всего вам надо собраться с силами. Ложитесь на койку в комнате отдыха. Усекли? Я пока поработаю. Только скажите, не пустышку ли мы гоним? – Нет, Николай Михайлович. Шеель – крепкий, по-своему честный парень. К тому же по своему умственному развитию он многим даст фору. Если Шеель даст согласие, сдержит слово. Он на перепутье… – Вы считаете, игра имеет смысл? – Безусловно. Поверьте, Николай Михайлович, я понимаю, где замешан Шахт, отступления быть не может, но Еско можно было бы поверить. Проблема в том, что вера вас не устраивает. – Конечно. Нам надо знать. – Именно так. Решение существует, иначе я не стал бы работать. А сейчас мне надо немного поспать. – Спите, Вольф Григорьевич. А я пока поработаю. – У вас много дел? – Выше головы. – И даже под угрозой расстрела?.. Он пожал плечами. * * * Мне снилась Ханни. Это был несказанно сладостный сон, с объятиями, поцелуями, со слезами. С абрисом бледнеющего лица… Это воспоминание сменило мелькнувшее во время разговора с Шеелем женское личико. От неожиданности я рывком сел на жесткой солдатской кровати. Крикнул: – Николай Михайлович! Капитан госбезопасности заглянул в проем двери. – Слушаю, Вольф Григорьевич. – Необходимо срочно раздобыть фотографии всех девушек, с которыми учился Шеель. В школе, в институте. Надо поговорить с одноклассниками, с институтскими друзьями. Может, кто-то вспомнит – была ли у Еско девушка? Надежда слабая, но это единственный шанс. – Недели на две работы, – оценил Трущев. – А результат? – Мне нужны фотографии. Я узнаю, мне только нужны фото. Как они крутились в НКВД, не могу сказать, только на исходе третьего дня в кабинет Трущева доставили множество фотографий. Мне, отоспавшемуся в камере, не составило труда идентифицировать одну из девиц. План действий сложился на ходу. Тамара Петровна Сорокина, сокурсница Шееля, в ноябре сорок первого окончила курсы медсестер и сейчас служила в полевом госпитале на западном направлении. Там в районе Ржева велись тяжелейшие бои. У Тамары оказался маленький сын, отец неизвестен. Я взглянул на Николая Михайловича. – Это жестоко! – Ну-ну, Вольф Григорьевич, не будем распускать нюни, – улыбнулся капитан госбезопасности. Я едва не возненавидел его за эту улыбку. Позже, разрабатывая план встречи, Трущев предложил организовать ее в полевых условиях – во фронтовом госпитале, где служила Тамара. Заодно провезти Шееля по местам недавних боев и освобожденным населенным пунктам. Из-под небес подтверждаю – Мессинг ни о чем не жалеет! Да, он поддался «изму» ненависти, но это была моя ненависть, осознанная и толкающая в бой, так что не «измам» учить его, как относиться к последователям Шикльгрубера. В моем присутствии Трущев предъявил фотографию Сорокиной Алексу-Еско. У того ни единая жилочка на лице не дрогнула, но разве от Мессинга скроешь удар, который испытал молодой человек. – Еско… – я не выдержал и вступил в разговор. Шеель с ненавистью глянул на меня. Пауза. Ненависть сменилась волчьей тоской. – Еско, – продолжил я. – Судьба любимой женщины в твоих руках. Трущев добавил: – А также судьба вашего сына. Эта новость добила Еско. Он, теряя сознание, сполз со стула. Я бросился на помощь. Трущев окриком остановил меня. – Сядьте на место, Мессинг. Через пару минут Еско пришел в себя. Трущев обратился к нему. – Алексей, вы готовы выполнить задание родины? Шеель замедленно кивнул. Трущев глянул в мою сторону. Я тоже кивнул. Неожиданно Алекс-Еско вскинул голову. – Я должен повидаться с Тамарой!! – Конечно. Только у меня есть просьба, – ответил Трущев. – Не согласились бы вы навестить ее по месту службы? Алекс-Еско, не скрывая изумления, глянул на следователя. – Она служит?! Трущев подтвердил: – Да, Алеша. В армейском госпитале под Волоколамском. Шеель кивнул. – Я согласен. – Вы отправитесь с нами, Мессинг, – предупредил меня Трущев. Это была нелегкая поездка. Мороз донимал так, что, как говорят в России, я едва не отдал Богу душу. Маршрут был нарочно проложен таким образом, чтобы Еско, одетый в красноармейскую форму без знаков различия, мог воочию убедиться, чем забавлялись его соотечественники на оккупированной территории. Ничего более страшного я в своей жизни не видал. Замерзшие, истерзанные трупы снятся мне до сих пор, даже на высоте ангельской белизны облаков. Сердце у меня вздрагивало – если швабы так поступали с гоями, что же они выделывали с моими соплеменниками? |