Онлайн книга «Долгий путь домой»
– У меня пропал муж. Поэтому мы здесь. – Клара обратилась к Гамашу: – Вы не спрашивали у месье Шартрана о Питере, когда были в галерее? – Галерея была закрыта, – ответил Гамаш. – Я думал, вы уже говорили об этом с месье Шартраном, когда позвонили ему. – С какой стати? Я думала, вы уже спрашивали у него и он ответил, что не знает Питера. – Питера? – спросил Шартран, поглядывая то на Клару, то на Гамаша. – Моего мужа, Питера Морроу. – Питер Морроу – ваш муж? – удивился Шартран. – Вы его знали? – спросил Гамаш. – Bien sûr [70], – сказал Шартран. – Его или его работы? – Его. Питера. Он много часов провел в галерее. Клара на мгновение потеряла дар речи. А потом вопросы обрушились на ее мозг и создали пробку. Ни один не мог вырваться наружу. Наконец ей все же удалось спросить: – Когда? Шартран задумался: – В апреле, кажется. Может, чуть позднее. – Он жил у вас? – спросила Клара. – Non. Снимал домик у дороги. – Он все еще там? – Она встала, словно собираясь уходить. Шартран покачал головой: – Нет. Он уехал. Я несколько месяцев его не видел. К сожалению. – Куда он поехал? – спросила Клара. Шартран посмотрел на нее: – Не знаю. – Когда вы видели его в последний раз? – спросил Гамаш. Шартран задумался. – Сейчас начало августа. Он уехал до начала лета. Поздней весной, мне помнится. – Вы уверены, что он уехал? – спросил Жан Ги. – Он сказал вам, что уезжает? Шартран выглядел как боксер, получивший нокдаун от множества вопросов. – Прошу прощения, но я не помню. – Почему вы не помните? – спросила Клара взвинченным голосом. Шартран явно заволновался и смутился. – Мне это не показалось важным, – попытался объяснить он. – Нельзя сказать, чтобы мы подружились. Он мог сегодня прийти, а завтра не появиться. Он перевел взгляд с Клары на Гамаша и обратно. – Вы поэтому нас пригласили? – спросил Жан Ги. – Потому что Питер рассказывал вам про нее? – Он указал на Клару. – Я же вам говорю, я не знал, что он ее муж. Я пригласил вас, потому что время позднее, отели переполнены, а вам негде остановиться. – И потому, что узнали нас, – сказал Гамаш, не давая Шартрану уклониться. Возможно, Шартран был очень хорошим человеком. Но не до конца честным. – Верно. Я знаю вас, старший инспектор. Вас все знают, из новостей. И Клару я знал – по статьям в художественных журналах. Я подошел к вам в «Ла Мюз», потому что… – Да? – Потому что подумал, что нам найдется о чем поговорить. Только и всего. Гамаш снова посмотрел на стоящее на отшибе одинокое кресло, в котором утонул Марсель Шартран. И задал себе вопрос: так ли все просто? Действительно ли этот человек искал всего лишь общества? Людей, с которыми интересно поговорить, которых интересно послушать. Неужели Марсель Шартран и вправду жаждал только умной беседы? Поменял бы он свои безмолвные шедевры на одного доброго друга? Шартран повернулся к Кларе: – Питер никогда не говорил о жене. Здесь он жил жизнью religieux. Монаха. – Шартран ободряюще улыбнулся. – Он захаживал ко мне, но по большей части не ради моего общества, а ради общества моих картин. Он обедал в одной из столовых города. Редко посещал что-нибудь столь изысканное, как «Ла Мюз». Почти ни с кем не говорил. И возвращался в свой домик. – Чтобы рисовать, – сказала Клара. – Вероятно. – Он показывал вам какие-нибудь свои работы? – спросил Гамаш. Шартран покачал головой: – И я никогда его не просил. Предложения ко мне поступают достаточно часто, так что самому их делать нет нужды. Ну разве что в редких случаях. Он обратился к Кларе: – Вы очень точно сказали сегодня в «Ла Мюз» про Ганьона: он сдирал кожу с земли и рисовал мышцы и вены. Его работы ни в коей мере нельзя назвать уродливыми или мрачными, он изображал на них чудо этой земли. Сердце и душу этой земли. Он писал то, что видят лишь немногие. Его муза, вероятно, была настолько прозорлива, что позволяла ему видеть очень глубоко. – И кто же она, муза Ганьона? – О, я не имел в виду человека. – Тогда что вы имели в виду? – Природу. Я думаю, что, как и у Тома Томсона, музой Кларенса Ганьона была сама природа. – Шартран снова обратился к Кларе. – То, что Ганьон делал с пейзажами, вы делаете с людьми. Их лица, их кожа, их маска – они для внешнего мира. Но вы пишете также их душу. У вас редкий дар, мадам. Надеюсь, я не смутил вас. Было очевидно, что Клара смущена. – Извините, – сказал Шартран. – Обещал себе, что не буду говорить о ваших работах. Вы, вероятно, все время об этом слышите. Простите. К тому же у вас есть более насущные заботы. Чем я могу вам помочь? – Вы знаете ранние работы Питера? – спросил Гамаш. – Я знал, что он художник и к тому же успешный. Не помню, чтобы я видел какие-то конкретные его картины. Голос Шартрана изменился. По-прежнему любезный, он стал несколько отстраненным. Ведь речь шла о бизнесе. – Вы говорили с ним о его работе? – спросила Клара. – Нет. Он никогда не интересовался моим мнением, а сам я не проявлял интереса. Но у них не было ничего в подтверждение сказанного, кроме слов самого Шартрана. А Гамаш уже понял, что Шартран не всегда до конца откровенен. Глава двадцать четвертая
Гамаш проснулся рано утром в незнакомой кровати, под незнакомые звуки за открытым окном. Кружевная занавеска чуть надувалась от ветерка, словно вздыхала, а потом опадала. Воздух, проникавший в комнату, пах свежестью с безошибочным привкусом близкого присутствия огромного водного потока. Гамаш посмотрел на свои часы, лежащие на прикроватном столике. Еще не было шести, но солнце уже встало. А вот Бовуар не встал. Он спал как младенец на соседней кровати, уткнувшись лицом в подушку и слегка приоткрыв рот. Гамаш не раз созерцал этого спящего великовозрастного младенца в командировках, а теперь и Анни видела его каждый день. Наверное, это любовь, решил Гамаш. Он тихо встал и начал готовиться к наступающему дню, но сначала подошел к окну, отодвинул занавеску и выглянул наружу. Вчера они уснули уже после полуночи, накрывшись теплыми одеялами. Гамаш понятия не имел, что увидит за окном, и был удивлен и обрадован, что его спальня выходит окнами на металлические крыши старого города. И на реку Святого Лаврентия. |